Юрий Кларов - Печать и колокол (Рассказы старого антиквара)

— А теперь, — предложил Василий Петрович, — вернёмся с вами к печати, к большой государственной печати, на которой вырезана надпись:

«Пресветлейший и непобедимейший монарх Димитрий Иоаннович, Божиею милостию Император и Великий князь всея России и всех татарских царств и иных многих государств Московской монархии подвластных государь и царь».

Так вот, эта печать, которая, казалось бы, после смерти самозванца никому больше не нужна, была похищена. И, как вскоре выяснилось, похитил её ненавистник царя Василия, потомок легендарного Рюрика, князь Григорий Петрович Шаховской…

Шуйский понимал, чем ему грозит эта печать в руках Шаховского. В погоню за Шаховским, отправившимся в Путивль, было послано сто конных стрельцов. Но погоня запоздала.

В ту минуту, когда стрельцы неспешно выезжали из московских городских ворот, князь Григорий Шаховской, которого сопровождали два молодых шляхтича из свиты Марины Мнишек (в ту страшную ночь князь спас их в своёем доме от разъяренной толпы) и несколько вооруженных пищалями холопов, уже подъезжал к переправе через Оку у Серпухова. В суме, притороченной к седлу его коня, лежала печать, которая по замыслу Шаховского должна была вновь воскресить погибшего в Угличе царевича и свергнуть с трона князя Шуйского.

Переправа много времени не заняла. Перевозчик, широкоплечий парень в сером сермяжном кафтане и войлочной шапке, ловко, на лету, подхватил брошенную князем серебряную монетку, спрятал ее за щеку и низко поклонился щедрому боярину:

— Удачи тебе во всём, благотворец!

Князь потрепал холку своего коня, строго сказал:

— Никто не благ, токмо един бог. Благодари же не меня, слугу царского, а его, — князь указал на одного из шляхтичей, — нашего пресветлого царя и великого князя Димитрия Иоанновича, коего ты чрез Оку переправил. — И так как изумлённый перевозчик застыл чурбан чурбаном, Шаховской взмахнул плетью и крикнул: — На колени перед его царским величеством!

Перевозчик упал как подкошенный, уткнув в траву лицо. А когда поднял голову, всадники были уже далеко.

Встал он, поискал глазами упавшую на землю шапку и увидел свиток грамоты с восковой печатью на шёлковом шнуре и золотой перстень с изумрудом — дар Димитрия Иоанновича. Не извёл, выходит, лукавомудрый Васька Шуйский природного царя. Жив Димитрий Иоаннович. Снова замест него иного извели…

В тот же день о происшедшем уже знал весь Серпухов. Грамоту Димитрия Иоанновича читал народу с лобного места поп-расстрига, а к домику перевозчика и не протолкнёшься — полгорода собралось. Каждому было лестно подержать в руках перстень царский и послушать про Димитрия Иоанновича, про его золотую карету, которая ладьей переплыла через Оку, про корону, усыпанную яхонтами, про то, что сказал Димитрий Иоаннович перевозчику: «Всегда я стоял за народ, а теперича приспело время народу за меня постоять, за государя природного, коего бояре за склонность сердечную к людям рода подлого извести возжелали».

Между тем Шаховской благополучно добрался до Путивля. Здесь шляхтичи, расставшись с князем, перешли границу и вскоре вручили письмо Шаховского супруге Юрия Мнишека. Князь сообщал о событиях в Москве, о том, что Юрий Мнишек, его дочь и оставшиеся в живых поляки сосланы Василием Шуйским в Ярославль, и о своём желании отомстить за смерть царя.

А через неделю-другую из Путивля во все концы России полетели «царские» грамоты с большой государственной печатью «пресветлейшего и непобедимейшего монарха» Димитрия Иоанновича. Димитрий Иоаннович сообщал о боярском заговоре, о своём вторичном избавлении от смерти и грозил страшной карой изменникам. В грамотах также сообщалось, что всех, кто готов взяться за оружие, ждёт в Путивле верный воевода Димитрия Иоанновича, князь Григорий Петрович Шаховской.

Вскоре Шуйский убедился, что мертвый Лжедмитрий для него страшней, чем живой.

И если к тому времени был жив ссыльный, рассказывавший о чудесном колоколе и волшебных печатях, вырезанных Колченогим Прокопом из Стрелецкой слободы, он мог увидеть и услышать, как его слова превратились в явь.

…«Как приложит Димитрий Иоаннович свою царевичеву печать ко своей царевичевой грамоте — зазвенит, заиграет благовестом безъязычный колокол в Сибири, а за ним безо всякого какого промедления и все прочие колокола на звонницах земли Русской. Услышит то благовестие в своей пустыни святой царица-инокиня — вымет не мешкая из подголовника другую Прокопову печать, большую государственную, да перекрестит её. Тут уж все российские колокола сами собой в набат ударят. Тут уж не зевай!»

Правда, царица-инокиня отреклась от признанного ею год назад сына. Печать к грамотам прикладывал не Димитрий Иоаннович, уже дважды погибший, а Григорий Петрович Шаховской, по выражению летописца, «главный заводчик всей крови». Но что касается российских колоколов, то они действительно безостановочно и настойчиво гудели, призывая постоять за «склонного к народу» истинного царя Димитрия Иоанновича.

Колокола предрекали боярскому царю Василию Шуйскому кровавое восстание холопов, крестьян и задавленных податями чёрных посадских людей.

В то время как в Путивль к Шаховскому ежедневно прибывали отряды крестьян, холопов и казачьей вольницы, которые привозили на справедливую казнь супротивников Димитрия Иоанновича — бояр и воевод, начались волнения в Чернигове, Туле, Кашире, Рязани, Нижнем Новгороде, Калуге и Смоленске.

Заволновалась и Москва, где из рук в руки передавались грамоты Димитрия Иоанновича и подметные письма. Мало того, на многих боярских домах здесь стали появляться надписи, гласившие, что царь Димитрий Иоаннович отдает хоромы этих «злодействующих гадов» своему верному народу на разграбление.

Тревожно и беспокойно стало в Москве. Заскрипел и зашатался трон под Василием Шуйским. Чем его поддержишь? Не молитвами же…

Пытаясь отвратить надвигающуюся беду, царь Василий приказал привезти из Углича в Москву гроб с телом царевича Димитрия. Но народ уже ничему не верил. Солгавший единожды, солжёт и вторично.

Кому ведомо, царевич ли в гробу? Может, Шуйский подложил туда какого иного младенца? А печать на грамотах Димитрия Иоанновича подлинная, большая государственная.

Жив Димитрий Иоаннович!

Но с особой силой всероссийский пожар вспыхнул, когда несуществующий Димитрий Иоаннович назначил своим «большим воеводой» крестьянского вождя Ивана Исаевича Болотникова, а лукавый князь Шаховской с должным смирением перед «большим воеводой» вручил Болотникову царскую грамоту, скрепленную большой государственной печатью.