Генри Хаггард - Братья

И аббатиса сказала:

– Примем королеву с достоинством. – Показав знаком монахиням, чтобы они заняли свои обычные места, она села в большое кресло во главе их, позади нее подле высокого алтаря стояла Розамунда с обнаженным кинжалом в руках.

Двери отворились, и показалась странная процессия. Впереди шла красавица-королева во всех знаках своего королевского достоинства, но с головой, покрытой черным покрывалом, за ней придворные дамы, числом двенадцать, дрожавшие от страха, но роскошно одетые, за ними – трое суровых сарацин в кольчугах и с осыпанными каменьями саблями. Дальше двигалось множество женщин, но большей частью в трауре, которые вели с собой испуганных детей, это были жены, сестры и вдовы дворян, рыцарей и граждан Иерусалима. Наконец показалось около сотни предводителей и воинов, посреди них Вульф, а во главе – Ибелин. Последним вошел патриарх Ираклий в пышном наряде вместе со своими епископами и священниками.

Настоятельница и монахини поднялись и поклонились королеве, и одна из них предложила ей сесть на место епископа.

– Нет, – отказалась королева. – Я пришла сюда как скромная просительница и буду стоять на коленях.

И она опустилась на колени на мраморный пол, а вместе с ней все дамы ее свиты и остальные женщины. Важные сарацины с изумлением посмотрели на нее, рыцари и благородные горожане столпились позади Сибиллы.

– Что же мы можем дать вам, королева, – спросила настоятельница, – у нас ничего не осталось, кроме сокровищ, которые мы готовы принести вам: честь и жизнь.

– О горе! Горе! Я пришла просить жизни одной из вас!

– Чьей же, о королева?

Сибилла подняла голову и, протянув руку, указала на Розамунду. Розамунда побледнела, но скоро оправилась и сказала твердым голосом:

– Скажите, какую услугу может оказать вам моя бедная жизнь, о королева, и кто ее требует?

Сибилла трижды старалась ответить и наконец прошептала:

– Я… не могу. Пусть посланные переведут ей письмо, если она не умеет читать на их языке.

– Умею, – ответила Розамунда.

Один сарацинский эмир вынул свиток, приложил его ко лбу, потом подал аббатисе, которая поднесла его Розамунде. Розамунда открыла пергамент и прочитала по-прежнему спокойным голосом, переводя каждую фразу:

Во имя единого Аллаха всемилостивого, моей племяннице, бывшей принцессе Баальбека, по имени Розамунда д'Арси, ныне бежавшей и скрытой во франкском монастыре в городе Эль-Куд-Эш-Шериф, в святом граде Иерусалиме.

Племянница! Я исполнил все обещания, данные вам, сделал даже больше, пощадив жизнь рыцарей, ваших двоюродных братьев-близнецов. Но вы отплатили мне неблагодарностью и обманом, по обычаю вашей проклятой веры, и бежали от меня. Я сказал вам, что если вы решитесь на это, вашим уделом будет смерть. Поэтому вы более не принцесса Баальбека, а только бежавшая христианка, раба, осужденная на смерть.

Вы хорошо знаете мое видение. Вспомните теперь его, прежде чем ответить. Я требовал, чтобы вас привезли ко мне, на это требование мне ответили отказом, почему – неважно. Но я понял истинную причину – так было решено свыше. Я больше не требую, чтобы вас принуждали. Я желаю, чтобы вы пришли ко мне и вынесли печальный и позорный конец в виде возмездия за ваши грехи. Если же вы хотите, оставайтесь там, где живете теперь, и пусть вас постигнет та судьба, которую пошлет Аллах.

Если вы придете и попросите меня за святой город, я подумаю, не помиловать ли Иерусалим и его жителей. Если вы откажетесь прийти, я, без сомнения, подвергну их всех смерти от меча, за исключением тех женщин и детей, которых можно отдать в неволю. Итак, решайте, племянница, и поскорее, вернетесь ли вы с моими посланными или останетесь там, где они отыщут вас.

Юсуф Салах ад-Дин

Розамунда дочитала, и письмо выпало из ее руки на мраморный пол.

– Принцесса, – сказала королева, – от имени присутствующих и всех остальных мы просим от вас этой жертвы.

– И моей жизни? – громко, как бы сама с собой, проговорила Розамунда. – Больше у меня ничего нет. Когда я отдам ее, я буду нищей, – и ее глаза обратились на высокую фигуру Вульфа, который стоял подле колонны.

– Может быть, Салах ад-Дин окажет милосердие, – заметила королева.

– Нет, – ответила Розамунда, – он всегда говорил, что если я бегу от него и снова буду застигнута, я умру. Нет, он предложит мне подчинение или смерть, смерть от веревки или еще более ужасную.

– Но если вы останетесь здесь, вы тоже умрете, – произнесла королева. – О, принцесса, ваша жизнь только одна, и, отдав ее, вы можете купить жизнь восьмидесяти тысячам человек…

– Разве это так верно? – спросила Розамунда. – Султан ничего не обещал; он только сказал, что, если я попрошу его, он подумает, не пощадить ли Иерусалим.

– Но, – продолжала королева, – он говорит также, что в случае вашего отказа отдаст Иерусалим на разграбление, а правителю Ибелину сказал, что если вы отдадите себя в его руки, он, вероятно, предложит нам такие условия, которые мы сможете принять. Подумайте, подумайте, чем будет судьба вот этих, – и она показала на женщин и детей, – да и судьба всех этих монахинь… Если же вы умрете, то погибнете с честью, и ваше имя будут чтить, как имя святой и мученицы, в каждой церкви христианского мира. О, не отказывайте нам, докажите, что вы действительно велики и можете встретить смерть, которая придет для каждого из нас… Вы заслужите благословение половины мира и приготовите себе место на небесах подле Того, Кто умер за людей. Молите ее, мои сестры, молите.

Женщины и дети упали перед ней на колени, со слезами и рыданиями просили ее пожертвовать своей жизнью ради них. Розамунда неожиданно улыбнулась и звонким голосом воскликнула:

– А что скажете вы, мой двоюродный брат и жених, сэр Вульф д'Арси? Подите сюда и, как подобает в такую минуту, дайте мне совет.

Закаленный в боях Вульф подошел и, став подле ограды алтаря, поклонился ей.

– Вы слышали, – обратилась к нему Розамунда. – Что вы посоветуете?

– Трудно, трудно говорить, – сиплым голосом ответил Вульф. – Но… их много, а вы только одна.

Послышался ропот восхищения. Все знали, что он горячо любит эту девушку и что недавно он защищал ее в этой самой церкви.

Розамунда засмеялась, и нежный ее смех странно прозвучал в этом торжественном месте, в эту трагическую минуту.

– Ах, Вульф, – произнесла она, – он всегда говорит правду, даже когда это дорого стоит ему! Но я не хотела бы, чтобы было иначе. Королева и все вы – глупые люди, я только испытывала ваше терпение. Неужели вы считали меня такой низкой? Неужели вы думаете, что я действительно стараюсь сохранить свою жалкую жизнь, когда десятки тысяч жизней зависят от меня? Нет, нет, совсем не то! – Розамунда вложила в ножны кинжал, подняв с пола письмо, поднесла его ко лбу в знак повиновения и по-арабски сказала посланным султана: – Я раба Салах ад-Дина, повелителя верных! Я пылинка под его стопами. Заметьте, эмиры, что в присутствии всех собравшихся здесь я, Розамунда д'Арси, прежде принцесса Баальбекская, по доброй воле решила идти с вами в лагерь султана, чтобы просить его пощадить жизнь граждан Иерусалима, а затем подвергнуться смерти за мое бегство, как решил мой царственный дядя. Только одного я прошу – чтобы мое тело было принесено обратно в Иерусалим, к этому алтарю, где я охотно отдаю свою жизнь. Эмиры, я готова.