Денис Субботин - Ларец Самозванца

Пан Роман смертельно бледнел с каждым словом и судорожно сжал в ладони рукоять кончара.

-Ты закончил? – тяжело спросил он, когда московит умолк. – С чего ты решил, что имеешь право говорить мне такие слова? Кто ты такой, чтобы судить меня? Кто ты такой, чтобы судить ЕЁ?!

-Я-то? – просто спросил Кирилл. – Меня послали за ней. Думаю, я привезу её обратно…

-Послушай, сотник! – отчаянно сказал пан Роман, делая шаг вперёд и цепко хватая его за плечо. – Только послушай, потом будешь возражать!

-Да слушаю я тебя, слушаю! – скупо усмехнулся Кирилл.

-Тебя ведь твой царь за чем посылал? За ларцом! Так?

-Так…

-За Татьяной он тебя не посылал! – за Кирилла закончил пан Роман. – За ней тебя её муж, сам боярин Совин послал! Ну, так ведь и Бог с ним, с боярином! Что он тебе?

Кирилл ещё мрачнее усмехнулся:

-Хорош я буду, если не привезу ни ларца, ни бабы! Царь ладно, он ещё и не царь… если не повенчался спешно, пока ещё какого претендента не нашли. А вот боярин Совин… с ним мне ссориться не резон. Тем более, если без ларца вернусь! Он сейчас многое может, за ним – городовые казаки и стрельцы. За ним – тысяча воинов и он куда ближе меня к царю Василию!

-Он прав, мессир Роман! – внезапно подал голос сидевший вне подиума, но, тем не менее, прислушивающийся к разговору лекарь Иоганн Стефенссон. – Нельзя ж и на ёлку влезть, и штаны не ободрать… Так у вас, московитов, говорят?

-Приблизительно! – буркнул Кирилл, напряжённо следя за тем, как изменяется лицо пана Романа, как на нём отражаются перипетии борьбы, происходящей в глубине души молодого шляхтича.

-Так я и говорю, надо делиться! Либо ларец, но его нет, либо – девка! – докончил свою мысль лекарь.

-Так ведь ларца – нет! – напомнил ему Андрей Головня, даже не представляя при этом, какую бурю поднял в душе пана Романа

-Раз ларца нет, остаётся одна только панна Татьяна! – оторвав рожу от тарелки, промычал пан Анджей. – Надо бросать жребий!

-А как это? – опешил Головня. – Кто выиграл, тому и досталась, что ли?! Ну, ты шутник, пан Анджей!

Пан Анджей похвалы не услышал – он вновь погрузился в хмельную дрёму, и непохоже было, чтобы собирался вновь просыпаться.

-Шутник… пробурчал пан Роман. – Разъяснил бы сначала, как это – жребий бросать! И что мне говорить Татьяне, если я – проиграю?!

Почему-то московит дёрнулся, словно собирался что-то сказать. Почему-то окаменело лицо Андрея Головни… Лёгкие шаги за спиной заставили пана Романа обернуться, но прежде, чем он успел вглядеться в разъярённое лицо своей возлюбленной, оглушительная пощёчина лишила его способности видеть и слышать…

-Так значит! – голос её был холоден, вот только от этого холода бросало в дрожь. Могильный был холод!

-Ты что, любимая?! – промямлил растерянный пан Роман, на всякий случай попятившись. – Я же… Я же ничего! Это всё Анджей! Пан Анджей во всём виновен!

-У тебя во всём пан Анджей виновен! – впервые, наверное, Татьяна показала свой истинный норов, и при первых же проявлениях его пану Роману стало неуютно, и он мысленно вознёс молитву, страстную и истовую к Богородице – чтобы угомонила Татьяну.

Та, меж тем, продолжала бушевать, не слишком стесняя себя в выражениях, и не особенно понижая голоса. От нижних столов стали прислушиваться…

-Ты – изменщик! Соблазнитель коварный! – кричала боярыню, разойдясь. Волосы её растрепались, лицо раскраснелось… Она сейчас очень походила на базарную торговку. Бр-р-р! Не об этом мечтал пан Роман той прохладной майской ночью, когда похищал Татьяну из-под бдительного ока тётушек и нянюшек, из дома боярина Совина! А сердечной теплоты и ласки ему последнее время доставалось не слишком много. Правду сказать, совсем не доставалось. С тех самых пор, как они оставили позади постоялый двор бедняки Моисея, так и закончилась тёплая пора их любви. Причём похолодало так резко, что пану Роману оставалось только гадать, в чём он провинился. Или и впрямь ни в чём, а только не было настоящей любви… Увы…

-Любовь моя! – сумел, наконец, он вставить слово, в душе сгорая от стыда за эту безобразную сцену. – Любовь моя, но разве я согласился?! Разве можешь ты обвинить меня, что я променял тебя, мою бесценную, на какой-то сундук? Нет! Я только и сказал, что пан Анджей мог бы быть конкретнее! Может быть, мы не поняли его. Может быть, он пошутил… Ну что возьмёшь с пьяного?!

Ну не получалось у него сегодня уломать её! Никак не удавалось не то, что успокоить – даже разговор перевести! Суровая и несправедливая отповедь боярыни, последовавшая за этим, повергла его в состояние совершенного изумления, а остальных заставила чувствовать себя неловко…

Она – кричала Татьяна, – отдала всё, что могла, положила на алтарь любви. В ответ же не получила даже малого – ответной любви к себе… Впрочем, она ещё много чего кричала, под конец и расплакалась…

-Ты видишь, сотник, что я могу тебе ответить! – развернувшись к Кириллу, решительно сказал пан Роман. – Нет! Она останется со мной, и я буду защищать её честь и жизнь, пока хоть капля крови останется в моих жилах!

Кирилл был мрачен и холоден. Желваки волнами ходили у него на скулах, а пальцы, сжавшиеся на рукояти сабли, побелели от напряжения.

-Я ведь могу и силой взять! – тихо, с явственной и нескрываемой угрозой, сказал вдруг он. – У тебя – десяток молодцев, у меня и сейчас – поболее полусотни здоровых! Даже и считать-то стыдно!

Настал черёд пана Романа играть желваками.

-Я рискну! – тихо, но твёрдо сказал он через некоторое время. – Положусь ну твою лыцарскую честь, да не порушу своей!

Кирилл криво усмехнулся.

-Зря ты это, пан Роман! – вполне дружелюбно сказал он. – Ну, ладно! Поговорили, да и хватит! Павло!

Стрелецкий полусотник последние мгновения сидел мрачным, насупленным. Повинуясь слову сотника, он вскочил на ноги. Его громовой рык мало чем уступал рыку пана Анджея... И от слов его мороз пошёл по коже.

-Стрельцы!!! – прокричал Павло. – Фитили пали!

И тут-то стало ясно, почему за столом было так мало здоровых московитов. Вовсе не потому, что их мало осталось. Просто два десятка стрельцов, голодных и трезвых, а потому – очень злых, просидели почти весь пир на двух протянувшихся вдоль зала открытых галереях. Галереи эти были подвешены под самой крышей, и с них простреливался весь зал. Судя по тому, что дымки оттуда пошли густо, наверху засели сплошь молодцы с огненным боем. Ну, и по сколько пищальных пуль приходилось на каждого из десяти бойцов, оставшихся под рукой пана Романа? А сколько его казаков способно было взяться за саблю с правильной стороны? После того, как было выпито две-три бочки доброго вина и один Бог знает сколько пива и браги?!