Андрей Величко - Инженер его высочества

— Жаль, что вы не можете все свое время посвятить творчеству, у вас есть все задатки великолепного писателя, правда, по вашим речам иногда этого не скажешь. — «Не удержалась от шпильки», — подумал я. — Но, увы, я понимаю, век, в котором мы с вами живем, оставляет мало времени на изящные искусства… Я очень рада, что у вас установились нормальные отношения с Алексеем Александровичем, это достойнейший человек, большого ума, но, к сожалению, не государственного. А вот Сергей Юльевич… я знаю, вы с ним неплохо ладите. А насколько вы ему доверяете, можно поинтересоваться?

— Смотря в чем, — пожал плечами я. — В конкретных делах, например с заводом «Наваль», я ему доверял полностью — и вроде правильно делал. А вот в стратегических вопросах… тоже, конечно, доверяю, примерно вот настолько. — Я показал треть мизинца.

— Это вы слишком подозрительны, — рассмеялась императрица, — я считаю, что Сергей Юльевич достоин как минимум втрое большего доверия. Во всяком случае, в деле создания у Ники преувеличенного представления о безвыходности некоей будущей ситуации я бы на него положилась… Однако мне хотелось бы уточнить одну вещь. Наверняка вы понимаете, что сразу после смены монархов необходимо будет четко отмежеваться от ошибок предыдущего царствования… Нужны будут конкретные олицетворения этих ошибок. Так вот, я хотела бы предостеречь вас от мысли выбрать на эту роль Ники.

— Да что вы, Мария Федоровна, я даже и не думал, — вполне искренне сказал я. — Поливать грязью предшественника — не самое умное занятие, я это понимаю уж никак не хуже вас, был у меня один лысый знакомец с таким хобби, я насмотрелся. Но вот найти виноватых среди ближайшего окружения ушедшего — это, извините, святое дело, без этого никак.

— Вы уже подумали над конкретными кандидатурами?

— Пока только предварительно, особо не углубляясь, и что-то мне не очень нравятся двое из великих князей, Александр Михайлович и Сергей Александрович.

— И Сандро тоже? — удивилась императрица. — Хотя… пожалуй, вы правы, есть в нем что-то такое… Интересно. Но ведь это не весь список, как я понимаю?

— Не весь, таким коротким он быть ну никак не может. И знаете, у меня к вам просьба. Я ведь человек простой, в интригах не искушенный, по наивности могу кого-то и пропустить… Вы мне со своей стороны не поможете?

— Помогу, не волнуйтесь, — кивнула Мария Федоровна.

— Буду вам очень благодарен. И если можно, не только имена, но и в чем носители этих имен были неправы, а то вдруг я про них что-то не так подумаю?

— М-м… хорошо, я помогу вам и в этом вопросе. Думаю, где-то месяца через два мы сможем уточнить детали. Ну а теперь, мне кажется, можно слегка отвлечься и от политики, и от искусства. Вроде вы со мной хотели обсудить еще какую-то тему, кроме этих двух, или я ошибаюсь?

— Да как тут можно ошибиться, — удивился я. — Разумеется, хотел, сейчас тоже хочу, а уж как к вечеру хотеть буду, это у меня даже слов не хватает описать.

— Ну значит, — улыбнулась собеседница, — до вечера у вас есть время, придумайте недостающие слова, и, пожалуй, где-то часов в десять я не откажусь их выслушать.

— Вы меня буквально окрыляете, — сообщил я и машинально пощупал карман, на месте ли упаковка презервативов. — Так что нам, наверное, можно вернуться к молодежи?

До вечера мы как раз успели пообщаться с Макаровым. Он с интересом отнесся к моей бумажке с артиллерийской математикой, сказав, что отдельные моменты уже проработаны, но так, как предложено, в комплексе, задача еще не решалась. И полюбопытствовал, может ли она вообще быть решена в приемлемые сроки, потому что факторов, влияющих на параметры выстрела, гораздо больше, чем задействовано у меня. Тут и температура, и износ ствола, причем по мере стрельбы они меняются. На рассеяние влияет качка, причем по-разному для разных кораблей, и даже режим работы машин. Наконец снаряды и заряды даже из одной партии заметно отличаются друг от друга.

— Но ведь мешочки с порохом можно взвешивать с точностью до десятой процента, — удивился я, — а потом досыпать или отсыпать. Снаряд, хоть его можно взвесить и измерить, подпилить вряд ли получится, зато их не составит особого труда хотя бы рассортировать и нанести прямо на поверхность поправочные коэффициенты!

— Можно, — согласился Макаров, — только кто будет этим заниматься и на какие деньги?

«А где твоя матерная докладная на эту тему? — подумал я. — Ведь когда мы недавно начали ставить на „Тузики“ пулеметы, вдруг оказалось, что при форсаже мотора резко увеличивается рассеяние, так что более чем за сто метров попасть можно только в сарай, но не в самолет. Выяснилось это утром, а уже в полдень на столе у меня была шифрограмма от Михаила — так стрелять нельзя, самолеты почти небоеспособны, срочно примите меры! И потом еще четыре бумаги разной степени возмущения, пока мы не решили проблему». Вслух же я сказал:

— Великий князь Георгий может добиться выделения средств, но ему нужно знать конкретные цифры, для начала хотя бы по одному кораблю. И еще, возвращаясь к вычислениям, я могу сделать какое-то устройство, которое будет их производить. Например, на нескольких лимбах ставятся значения параметров, и оно само выдает результат. Но для этого мне опять-таки нужно знать соответствующие цифры, хотя бы эмпирические. Можете ли вы прикинуть, во сколько обойдется их получение и кому это реально поручить?

— Все вышесказанное очень интересно, — заметил Макаров, — но ведь корабль — это не только пушки.

— Конечно, — согласился я, — это и их расчеты. А все остальное — машины с кочегарами, сам корабль с матросами и капитаном — всего лишь средство своевременной доставки пушек и их персонала к месту работы.

— Да, — сказал Макаров, — вы неплохо сформулировали. Искусство вождения кораблей в бою есть искусство вовремя оказаться в той точке, где их артиллерия будет наиболее эффективна… Хорошо, я помогу вам.

Книжка про Блада понравилась и генерал-адмиралу. Правда, он ее не читал, ему читала Ольга, но так получилось даже лучше. Процесс происходил в интерактивном режиме, адмирал то и дело разражался комментариями, Ольга не отставала: «Ах, дорогой, я так и представляю тебя на этом мостике!» — ну и так далее. В общем, вовсю шла идеологическая подготовка адмирала к будущей крейсерской войне.

Обратно в Георгиевск мы летели с Машей, Гоша задержался в Питере для согласования с Макаровым своих дальнейших действий. Уже через час после взлета я глубоко пожалел о двух вещах. И что за дурацкая идея пришла мне в голову — оснащать ВИП-«Пересвет» глушителями? И почему я не остался с Гошей, ведь были же такие мысли? Маша трещала практически без пауз, причем пересадка ее за штурвал совершенно не дала эффекта: слишком мало внимания требовало управление самолетом.