Шаг в аномалию - Хван Дмитрий Иванович

— Столица — в Ангарске, Андрей Валентинович, — подсказал с ехидцей Саляев.

— Будет, Ринат, будет. Вот тогда и перееду.

— А замов у князя можно назвать комиссарами, — предложил Петренко.

— Может, сразу наркомами тогда? — язвительно откликнулся Радек.

— Термин «комиссар» выдумали отнюдь не большевики, Николай Валентинович. Они были и у Петра Первого, да ещё у американцев в их Гражданскую бойню комиссары были в войсках, а у нас тут постоянное военное положение.

— Ну, не знаю. — Радек развёл руками.

— Ладно, это частности. Дальше — флаг и герб, это уже необходимо.

— Выходим на новый уровень! — констатировал Петренко. — Предлагаю общеславянский флаг — наш триколор.

— А имперский флаг, чёрно-жёлто-белый, как? — спросил Сазонов.

— Это династические цвета Романовых, как бы нам не совсем по праву их использовать, — объяснил товарищу Ярослав.

— Как уроженец сибирского Томска, предлагаю флаг Сибирской республики: бело-зелёное полотнище, — сказал профессор.

— Точно! — щёлкнул пальцами Смирнов.

— По флагу решили. Герб? — Соколов посмотрел на Радека.

— Тоже что-нибудь сибирское: медведь, ель, Байкал, солнце, уссурийский тигр, — пожал плечами Радек.

— До уссурийской тайги далековато, — улыбнулся Соколов.

— А что нам мешает туда добраться? — подмигнул ему Саляев.

МАКСИМ ВАРНАВСКИЙ, ЧАСОВЩИК ИЗ ОРШИ.

«Уф, наконец-то смена». — Максим с облегчением снял с ладоней обмотки и повернул руки к лицу. Так и есть, мозоли кровоточили. Он выругался в отросшую за время пленения бороду и пробрался к наваленному у мачт тряпью, повалившись на них кулём. Глаза бессильно закрылись. Рядом тихонько переругивалась эта парочка — пан Вуйтек и пан Яремич, что в Смоленске надменно насмехались над московитами, ожидая, что их будут держать до выкупа либо вовсе отпустят. Только потом, оказавшись в новгородских землях, эти шляхтичи притихли и стали наперебой обещать богатый выкуп молодому боярину Тимофею, что вёл отряд пленных от Великих Лук, куда их отправили из Смоленска. А потом была долгая зима у самого берега Белого моря в домах северных московитов, зовущихся поморами. Весной, как только на Беломорье открылась водная гладь, полоняников погрузили на корабли, явно не годящиеся для хождения по морю, что отметил Максим, и началось безумное путешествие по Студёному морю.

Сейчас шёл уже седьмой месяц пути, поморы говорят, что остались считаные дни до цели, дай-то Бог!

Максим вновь подумал о своей Миланке, находившейся с двумя детишками на другом корабле, — вот ведь московиты, чёрт их побери, удумали! Разделили семьи по кочам и на отдых становились так, чтобы они оказывались по разным берегам реки, так что сбежать было невозможно. Хорошо хоть на кочах, где перевозились дети и женщины, были устроены крытые помещения.

Перед тем как выйти на реку, по которой они сейчас плыли, поморский караван миновал небольшую крепостицу. Максим удивился тому, что поморы держались противоположного от её стен берега. Ещё сильнее он удивился, когда с той стороны донеслись раскаты пищальных выстрелов, а на берегу забегали маленькие фигурки.

«Удивительно, как встречает нас Сибирь», — озадаченно подумал Варнавский.

— Чей это городок, татарский? — спросил он широкого, как его оршанский комод, помора.

— Нет, это казаки енисейские, — нехотя ответил помор, небрежно поигрывая изящным ножом с удивительно замысловатой резьбой на костяной рукояти.

— А какие казаки, кому они служат? — Варнавский знал, что сегодня они служат одним, завтра другим, а послезавтра, если представится такая возможность, пограбят и тех и других.

— Известно кому служат, царю московскому! — воскликнул помор и, пожав плечами, негромко добавил: — Темнота литовская.

«Ничего не понимаю». — Максим завалился спать, ведь до следующей смены на вёслах оставалось не так много времени.

— Скоро пороги будут! Готовьтесь разгружать кочи! — хрипло прокричал помор, сидящий на руле.

Варнавский пытался зарыться в тряпьё, наваленное грудой возле мачт. Но и тут до него доносились негромкие, но монотонные ругательства, звучащие с хриплым придыханием, — это пан Вуйтек и пан Грыга обливались потом, ворочая весло.

Вскоре с впереди идущих кочей раздались возгласы, полные досады и гнева. Поморы бранились, столпившись на носу корабля. Как ни пытался так и не отдохнувший Варнавский что-либо разглядеть за широкими спинами в серых кафтанах, все усилия его были тщетны. Кочи, замерев было на середине реки, стали забирать вправо, приближаясь к берегу. Через некоторое время караван кочей встал носами к берегу и борт к борту. Сходни были поставлены на борта, последовала команда собираться и сходить на берег. Максим похватал свои вещи: котомку с деньгами, украшениями жены и прочей мелочью типа ладанок и зеркальца; кожаную сумку с инструментами, кафтан и меховую шапку, которую он купил в поморской деревне за несколько серебряных чешуек.

Спрыгнув на доски причала, Варнавский тут же заметил недалеко от берега, на опушке редколесья, цепь солдат в пятнистых камзолах, которые держали в руках странное оружие — короткие чёрные трубки с двумя рукоятями, причём первая из них была выгнута вперёд. Позади них стояли настоящие татары — дикари с узкими глазами и широким лицом. В руках татары держали мушкеты неизвестной конструкции — у них не курился фитиль, да и не было видно кремня. Они столь уверенно обращались с мушкетами, что Варнавский только диву давался, как и все остальные, а пан Грыга от изумления даже выронил свою котомку. Толпа полоняников ждала дальнейшего: что же удумали эти московиты?

Среди окруживших литвинов солдат раздалась короткая команда, и те принялись выводить из толпы женщин и детей по направлению к татарам, которые указывали женщинам на крепость, строящуюся не так далеко от причала. За ней виднелось два двухэтажных дома, и Максим не поверил своим глазам — в онах домов тускло поблёскивали стёкла высотой с ребёнка! Откуда в далёкой Татарии стёкла в обычных деревянных хибарах?!

— Московиты нас татарам продали! — раздался вдруг истерический вопль, кричала жена пана Вуйтека.

Толпа разом заворчала, задвигалась, оттесняя женщин и детей к берегу, вперёд же стали выходить угрюмые литвины, готовые с отвагой обречённых драться за свои семьи. Настал критический момент, толпа пошла на солдат, те же, вскинув оружие и выставив штыки, медленно отступали от берега. Оглушительно хлопнул выстрел, за ним второй. У ног наиболее рьяных полоняников взметнулась земля, а перед ними возник русский офицер — высокий и широкий крепыш с чёрным беретом на голове.

— Внимание! Прошу всех стоять на месте, я вам объясню ваше положение! — Максим, уже приметив немного поодаль свою Милану, пытался протиснуться к ней, пятясь в толпу. — Эй ты, стоять на месте, я же попросил! — Палец офицера указывал на Варнавского. И Максим послушно застыл, боясь шелохнуться. От этого московита исходила немалая уверенность в своих силах, и литвины остановились в ожидании, что им скажет офицер, а слова его казались чем-то несусветным. — Меня зовут Ярослав. Я майор русской армии Сибирского княжества. Вы находитесь на границе Ангарской губернии у крепости Владиангарск. Там, — Ярослав показал рукой на пространство ниже по течению, — земли Московского царства. — Толпа послушно завертела головой. — А там, — майор указал в сторону строительства, — земля нашего княжества. Отсюда на многие тысячи вёрст дикий лес, называемый тайга, в котором полно враждебных племён и хищных зверей. Убежать вы не сможете, тем более с детьми, мы учли это. Никаких татар тут нет. Нет у нас и никакого рабства, холопства, права первой ночи и прочего средневекового маразма, никто вас не будет ни в чём стеснять. Вы будете поселены немного южнее этой крепости в отдельном поселении, но не все, некоторые останутся здесь.