Тим Уиллокс - Религия

В первый раз Старки уловил в глазах Ла Валлетта что-то похожее на угрозу.

— В плавильном тигле Господа рождаются неисчислимые возможности, и только Бог будет знать в конце, кто именно переломил ход войны: был ли это рыцарь, погибший в проломе стены, или же мальчик-водонос, утолявший его жажду, а может быть, пекарь, который давал ему хлеб, или же пчела, ужалившая в глаз его врага. Вот что окажется в итоге на весах войны. Вот почему я хочу, чтобы Тангейзер был здесь. С его знаниями, его мечом, его любовью к туркам — или ненавистью.

— Простите меня, фра Жан, но я совершенно уверен, что Тангейзер не поедет.

— А леди Карла до сих пор засыпает нас письмами?

Старки заморгал от этого non sequitur[16] и от тривиальности темы.

— Графиня Пенотье? Да, она все еще пишет, эта женщина не понимает смысла слова «нет», но при чем тут она?

— Используйте ее как приманку.

— Для Тангейзера?

— Этот человек любит женщин, — сказал Ла Валлетт. — Пусть полюбит и эту.

— Я никогда не встречался с графиней, — запротестовал Старки.

— В юности она славилась исключительной красотой, которой годы, я уверен, мало повредили, если повредили вообще.

— Очень может быть, но, если оставить в стороне все остальное, графиня женщина благородного рода, а Тангейзер, он… Он едва ли не варвар…

Выражение лица Ла Валлетта пресекло возможность дальнейшей дискуссии.

— Вы отправитесь на «Куронне». И вернетесь на Мальту с Тангейзером.

Ла Валлетт положил руку Старки на плечо и проводил до двери.

— Будете уходить, пришлите ко мне инквизитора.

Старки моргнул.

— Я не удостоен чести присутствовать при вашем разговоре?

— Людовико отбудет вместе с вами на «Куронне». — Ла Валлетт заметил смятение Старки, и на лице его появилась столь редкая для него улыбка. — Фра Оливер, знайте, что вас горячо любят.

Людовико Людовичи, судья и правовед священной конгрегации, восседал за дверью в приемной с невинной безмятежностью, как лик святого на иконе, и перебирал пальцами бусины четок. Он посмотрел Старки в глаза без всякого выражения, и на миг Старки лишился способности говорить.

Людовико было лет сорок, как и Старки, но волосы за тонзурой апостола Павла[17] были цвета воронова крыла, и он явно не лишился пока ни единой пряди. Лоб его был гладок, лицо лишено растительности, и вся его голова производила впечатление вырезанной из камня скульптуры, созданной некими первозданными силами. У него был длинный торс и широкие плечи, он был в белом наплечнике с черным капюшоном, обозначающим принадлежность к ордену доминиканцев.[18] Глаза его блестели обсидиановыми бусинами, в них не было ни намека на угрозу или сочувствие. Они взирали на падший мир так, словно наблюдали его со времен Адама, — с искренностью, исключающей любую возможность радости или страха, и со сверхчеловеческой проницательностью, как будто постигая самую суть каждого, кто оказывался предметом их изучения. И за всем этим застыла тень невыразимой тоски, сожаления, создающего впечатление вечного траура — словно он когда-то видел лучший мир и знал, что уже никогда не увидит его снова.

«Сделай меня хранителем тайн твоей души, — словно говорили бездонные черные глаза. — Возложи на меня свое бремя, и жизнь вечная будет тебе обеспечена».

Старки ощутил разом и острое желание вверить себя его заботам, и какое-то нездоровое волнение. Людовико был особым легатом Папы Пия IV[19] к мальтийской инквизиции. Он проезжал тысячи миль в год, выискивая ереси. Среди прочих его подвигов поминали осуждение Себастьяно Моллио, прославленного профессора Болонского университета, — его сожгли в Кампо-дель-Флор. Это он, Людовико, направлял герцога Альберта Баварского,[20] железной рукой восстановившего истинную веру. Во время очищения Пьемонта он отправил целый караван узников, несущих в знак покаяния горящие свечи, на аутодафе в Рим. Однако смирение Людовико было глубоким, слишком глубоким, чтобы казаться наигранным. Старки никогда не видел, чтобы кто-то нес бремя огромной власти так легко. Задачей Людовико на Мальте было искоренить лютеранскую ересь в ордене иоаннитов, но он не произвел пока ни одного ареста. И из-за подобного бездействия все боялись его еще сильнее. Хочет ли Ла Валлетт просто отправить Людовико на безопасную Сицилию? Или же ведутся какие-то новые интриги? Старки осознал, что неприлично долго изучает легата.

Он поклонился и произнес:

— Его высокопреподобие великий магистр ожидает вас.

Людовико поднялся. Стремительным движением под стук бусин завязал на талии нитку «священного розария». Не говоря ни слова, прошел мимо Старки в кабинет. Дверь закрылась. Облегчение, которое испытал Старки, было испорчено мыслью о предстоящих ему двух днях путешествия в обществе доминиканца. Он отправился к себе на квартиру, чтобы собраться в путь. Он не был мастером ловких интриг и обмана, но в нынешние времена только дурак путал служение Господу с моралью. Он любил Ла Валлетта. Он любил Религию. Служа им, Старки был готов совершенно на все — пусть даже расплачиваться придется его душе.

Вторник, 15 мая 1565 года

Вилла Салиба, Мессина, Сицилия

«…Говоря коротко, военные соображения по-прежнему не оставляют мне возможности позволить Вам прибыть на остров Мальта. Однако же я могу предложить Вам иное средство для осуществления Вашего самого заветного желания.

В порту Мессины есть один человек по имени Матиас Тангейзер, чье происхождение слишком запутанно, чтобы проливать на него свет в письме. Достаточно сказать, что он шагает по жизни под ритм своего собственного барабана. Поскольку он выходец из низов, он мало почитает законы, и ходят слухи, будто он безбожник или даже хуже того, но я ручаюсь, что он человек слова, и у меня нет причин подозревать, что он может нанести Вам какую-либо обиду. Равным образом у меня нет причин верить, что он поможет Вам. И в то же время я не в состоянии предвидеть, с какой силой слабая женщина Ваших добродетелей и красоты может воззвать к его благородным чувствам.

Я не стану обманывать Вас, моя госпожа. Присутствие капитана Тангейзера на Мальте станет нашим преимуществом в борьбе с Великим турком. Яснее ясного, что, не имея перед нами никаких обязательств и сознавая степень опасности, он не выказывал желания присоединиться к нам. Если Вы убедите его сопровождать Вас, я не смогу Вам отказать и гарантирую Вам разрешение на приезд под его эскортом. «Куронн» отходит из Мессины сегодня в полночь. Если сведения наших лазутчиков верны, это будет последний христианский корабль, который успеет уйти до наступления турецкой блокады.