Мэри Стюарт - Последнее волшебство

Воцарилась тишина. И сквозь нее я услышал прозвучавшие только в моей памяти слова, которыми он тогда заключил свою речь: «Мне гораздо лучше было жить в Диком лесу, считая себя внебрачным сыном умершей матери и твоим, Мерлин, чем если бы я рос при дворе отца с мыслью, что королева раньше или позже родит другого сына, который займет мое место».

Королева разжала стиснутые губы и перевела дух. Ее нежные веки слегка трепетали, но теперь трепет их пресекся, словно палец придавил поющую струну, щеки снова порозовели, и она взглянула на меня так же, как тогда, много лет назад, когда просила увезти младенца и спрятать от Утерова гнева.

– Скажи мне... каков он из себя?

Я улыбнулся.

– Разве тебе не рассказывали, когда сообщили вести о битве?

– О да, рассказывали, конечно. Он высок, как дуб, и могуч, как Фионн, и собственными руками поразил девятьсот врагов. Он – Амброзий, явившийся из мертвых, или же сам Максим, в руке у него меч, молнии подобный, а в бою его окружало колдовское сияние, как на изображениях богов при осаде Трои. Он – тень Мерлина, и, куда он ни пойдет, за ним всюду следует огромная собака, с которой он разговаривает, как с человеком. – Глаза ее смеялись. – Из чего ты можешь понять, что рассказчиками были темные жители Корнуолла из Кадорова войска. Они всегда охотнее пропоют вам возвышенную песнь, чем расскажут о виденном своими глазами. А я хочу знать, как было на самом деле.

Это предпочтение действительности, какая она на самом деле, было свойственно королеве всегда. И Артур тоже, подобно ей, интересовался тем, что было и есть, а поэзию предоставлял Бедуиру. Я ответил на ее вопрос:

– Последнее в их рассказе – почти что правда. Только они все перевернули наоборот. Это Мерлин – тень Артура и следует за ним повсюду, как огромная собака, которая, кстати сказать, тоже существует на самом деле. Это его пес Кабаль, подарок друга, Бедуира. А в остальном; что тебе сказать? Завтра сама увидишь. Он высок ростом и походит более на Утера, чем на тебя, хотя мастью в моего отца, цвет волос и глаз у него такой же темный, как мой. Он силен, храбр и вынослив – все так, как описывали тебе твои земляки-корнуэльцы, только если убрать преувеличения. Нрава горячего, может по молодости лет вспылить, бывает заносчив и резок; но при всем том отличается здравым смыслом и успешно учится владеть собой, как ему и подобает по его возрасту. И еще у него есть одно, на мой взгляд, большое достоинство: он прислушивается к моим словам.

Этим я снова вызвал у нее улыбку, теперь уже совсем теплую.

– Ты шутишь, а я тоже считаю это большим достоинством. Его счастье, что у него есть ты. Как христианке, мне нельзя верить в твою волшебную силу, да я и не верю – так, как в нее верит простой народ. Но откуда бы ни взялась твоя сила, я видела ее в действии. И знаю, что это сила добрая и что ты мудр. Тобою, я верю, движет и владеет то, что на моем языке я зову «Бог». Будь и впредь с моим сыном.

– Я останусь с ним до тех пор, пока буду ему нужен.

И снова между нами воцарилось молчание. Прекрасные глаза Игрейны задумчиво глядели из-под темных век на огонь, черты ее выражали спокойствие, умиротворенность. Но мне почудилось в этом спокойствии чуткое ожидание, как под густыми сводами леса, когда вверху гудит и воет буря, а внизу ее порывы угадываются лишь по дрожи, пробегающей по стволам деревьев до самых корней.

Беззвучно ступая, приблизился паж, опустился на колени перед очагом и подбросил в огонь поленьев. Пламя занялось, затрещало и взметнулось светлыми языками. Я молча любовался ими. Для меня тоже в безмолвии таилось ожидание, и огонь был просто огонь, не более того.

Мальчик-паж так же неслышно отошел. Юная дама приняла из руки королевы пустой кубок и робко протянула руку за моим. Она была прелестна, тонка, как тростинка, сероглазая и русоволосая. На меня она глядела боязливо и, беря мой кубок, постаралась, чтобы наши пальцы не соприкоснулись. Взяв пустые сосуды, она поспешно удалилась. Я тихо спросил:

– Игрейна, с тобою ли твой придворный врач?

Веки ее дрогнули, но она не посмотрела на меня и ответила так же тихо:

– Да, он всюду ездит со мной.

– Кто он?

– Его имя – Мельхиор. Он говорит, что знает тебя.

– Мельхиор? Тот юноша, который был со мной в Пергаме, когда я обучался там медицине?

– Он самый. Хотя уже не юноша. Он находился при мне, когда родилась Моргана.

– Это надежный человек, – удовлетворенно кивнул я.

Игрейна взглянула на меня искоса. Юная фрейлина еще не вернулась, остальные дамы сгрудились в дальнем конце зала.

– Мне бы следовало знать, что от тебя ничего не скроешь. Ты не скажешь моему сыну?

Я с готовностью обещал. Что она смертельно больна, я знал с той минуты, как ее увидел, но Артур, не видавший ее прежде и не обученный медицине, пожалуй, ничего и не заметит. Успеется. Сейчас – время для начала, а не для концов.

Вернулась маленькая фрейлина и что-то шепнула королеве, та кивнула и встала с кресла. Встал и я. К нам церемонными шагами, совсем как в королевском замке, приблизился распорядитель двора. Королева уже полуобернулась ко мне, жестом приглашая к столу, как вдруг возникло замешательство. Снаружи донесся звук трубы, повторился еще раз, ближе, и вот уже где-то рядом, за монастырскими стенами, послышался оживленный шум и лязг прискакавшей кавалькады.

Игрейна остановилась и вскинула голову, совсем как в молодости, движением, исполненным отваги и изящества.

– Король?

Голос ее взволнованно зазвенел. И по всей притихшей комнате, будто эхо, пробежал шелест и говор придворных дам. Юная фрейлина подле королевы тоже замерла, как натянутая тетива, жаркий восторженный румянец залил ей лицо и шею.

– Он скоро добрался, – заметил я как ни в чем не бывало, на самом деле стараясь унять биение своей крови, которое усиливалось и учащалось вместе со стуком приближающихся копыт. Глупец, говорил я себе, глупец. У него теперь свои дела. Ты выпустил его на волю и потерял. Этот сокол не вернется под колпак. Отныне держись в тени, королевский прорицатель, один на один со своими грезами и видениями. А ему предоставь свободу и жди, пока будет в тебе нужда.

Застучали у дверей, отозвался торопливый голос слуги. Распорядитель сорвался с места, но тут в комнату влетел паж и, задыхаясь, произнес повеление короля, переданное в спешке и без придворных обиняков:

– С изволения королевы... Король прибыл, и ему нужен принц Мерлин. Безотлагательно, он сказал.

Выходя, я слышал, как у меня за спиной ожил замерший зал, пажи бросились со всех ног – накрывать новые столы, нести вина, благовония, свечи; а дамы, суетясь и квохча, как целый птичий двор, засеменили вслед за своей госпожой в королевскую опочивальню.