Роберт Лоу - Белый ворон Одина

Ботольв, понимавший, о чем идет речь, неопределенно хмыкнул. Торгунна же, очевидно, посчитала, что это обычная мужская блажь. Она лишь бровью повела и насмешливо фыркнула:

— Ну, так и отправляйтесь на здоровье… Хотя, если вы меня спросите, я скажу: неподходящее это занятие для порядочных мужчин. Но лучше так, чем маяться бездельем. По крайней мере хоть что-то в дом принесете. А то ярл Бранд вас совсем распустил — целыми днями баклуши бьете.

Торгунна сгребла в кучу грязные миски и ушла с ними, по дороге одарив меня своим характерным взглядом. Я благоразумно не стал ей возражать, ибо с детства усвоил народное присловье: существует всего лишь два способа спорить с женщиной, и ни один из них не годится.

В комнате повисло тягостное молчание.

— Сыграй-ка лучше что-нибудь веселое, — сказал я Ботольву, и тот с готовностью достал свой барабан.

Поглядев на него, Хаук выудил из мешка набор дудок, и скоро они уже вовсю гудели и гремели. Обрадованные дети пустились в пляс и принялись распевать веселые песенки. Немного погодя к ним присоединились и женщины-рабыни, облаченные в серо-коричневые вадмалевые балахоны, с льняными платочками на лбах. Понадобилось совсем немного времени, чтобы мы как-то позабыли, что перед нами презренные рабыни, облаченные в заношенные одежды. Мы видели просто молодых хорошеньких женщин, разрумянившихся от быстрой пляски. Вот она, магия музыки, никогда не перестававшая меня удивлять.

В наши дни Белый Христос забирает все больше власти. Усилиями его жрецов подобное веселье объявлено языческим предрассудком. По той же причине наши любимые барабаны попали в разряд запрещенных инструментов, а ни в чем не повинные детишки вынуждены носить позорное клеймо бастардов. А ведь в прежние времена все было иначе… Где они, эти старые добрые времена, когда Один с отеческой улыбкой взирал на нас, и каждый новый ребенок считался благословением рода!

Тем холодным осенним вечером — когда ветер ломился в двери, а со стороны фьорда сплошной стеной шел дождь — любо-дорого было посмотреть на моих домочадцев. Наверное, именно такая картинка согревает сердце любого моряка, когда он стоит на залитой водой палубе и вспоминает далекий дом. Однако радоваться нам оставалось недолго. Уверен, что уже в тот момент шутник-Один подбивал Норн вплести кроваво-красные нити в полотно нашей жизни.

Мысль эта посетила меня да так и осталась висеть, подобно охотничьему псу на горле лисицы. На душе стало неспокойно, чужое веселье больше не радовало. Я тихо вышел в ночное ненастье и отправился на конюшню. Лошади, отвыкшие за лето от тесного загона, не спали. Они волновались, тяжело переступая с ноги на ногу и пофыркивая. И пока я стоял в темноте, вдыхая запах сена и конского навоза, мне вдруг показалось, будто ночной воздух сгустился — словно меня окружила толпа невидимых призраков.

Желудок мой болезненно сжался, по коже пробежал мороз. Я явственно ощущал присутствие моих мертвых побратимов. Они смотрели на меня, в их взглядах читался безмолвный вопрос: «За что мы отдали свои жизни?»

Небо тоже поменяло цвет: от него теперь исходило какое-то призрачное свечение с красно-зелеными сполохами. Ложный огонь… Я уже видел такое прежде и потому не боялся… ну, или почти не боялся. Правильнее сказать, что таинственное это зрелище выбивало меня из колеи и вселяло в душу непонятное раздражение.

Я обернулся, услышав приближающиеся шаги. Торкель вышел из густой тени и стал рядом.

— Ведьмины огни, — сказал он, завороженно глядя на небо. — Я слыхал, будто красные сполохи отмечают то место, где умершие воины сражаются в Вальхалле.

— А мне говорили, будто они указывают на место битвы драконов. Сказывают, это плохой знак — предвещает болезнь. Или еще того хуже — войну и мор…

— Ерунда все это, парни, — громкий голос говорившего едва не заставил нас подскочить. — Ежели они что и предвещают, так только суровую зиму. Помяните мое слово, в этом году морозы будут такие, что пламя в костре замерзнет.

Обернувшись, мы увидели Финна. Он кутался в толстый зеленый плащ, дыхание легким облачком вырывалось изо рта.

— Так что нам предстоит плыть по холодному морю, — подытожил Финн, и слова его повисли в воздухе, подобно тревожным красным огням в ночном небе.

Ждать пришлось недолго. Один и впрямь весьма скоро принялся перекраивать нашу жизнь по своему усмотрению. Тот день начинался как обычно. Я проснулся на заре, разбуженный возней Ивы: рабыня покинула мою постель, чтобы взглянуть на своего сынишку. Я тоже поднялся и вышел из своего отгороженного закутка, которым владел на правах ярла. В доме было холодно, и люди спали прямо на полу, поближе к очажной яме, в которой еще дотлевали уголья.

Торгунна с Ингрид уже были на ногах. Одна из них дула на угли, пытаясь оживить огонь, другая бесцеремонно расталкивала рабов, посылая их за водой и дровами. Я со стоном потянулся. Нет, общаться с Торгунной, да еще в такую рань — это выше моих сил.

Завидев меня, она ненадолго оставила в покое бедных траллов и уставилась на меня. Вся ее поза — руки в боки, бровь иронично изогнута — не сулила ничего хорошего. И точно.

— Выглядишь, словно мешок с дерьмом, — сообщила мне Торгунна.

— Господин!

— Что?!

— Ты должна была сказать: «Выглядишь, словно мешок с дерьмом, господин». В конце концов, я здесь ярл.

— Понятно, — презрительно фыркнула Торгунна. — Так вот, к твоему сведению, господин… Если судить по солнцу — которое давно уже встало? — то ты проспал свой рисмал. Все приличные люди уж час как на ногах. И именно потому, что ты здесь у нас ярл, мне приходится вставать пораньше — готовить тебе чистую одежду и следить за твоей прической. Вот так-то, господин. И еще… Там тебя дожидаются какие-то люди. Они пришли с торговцем Хоскундом, искали вас с Торкелем. Говорят, его знакомые…

Я застонал еще громче, поскольку догадывался, кто такие эти люди и чего им от меня надо. Слишком длинный язык у Торкеля! Наверняка это очередные желающие сесть на весла на нашем «Сохатом».

Я сделал слабую попытку улизнуть от предстоящего разговора.

— Пусть Финн с ними потолкует. — Зевнул и добавил: — А насчет солнца я тебе не верю… Не может быть, чтобы оно взошло.

— Финна нет, — язвительным тоном сообщила Торгунна. — Они с Хегом ушли еще затемно: отправились за бревнами — как ты вчера распорядился… господин!

Говоря это, она издали швырнула мне чистую рубаху. Я поймал, принюхался — та пахла свежестью и полевыми цветами.