Сергей Булыга - Шпоры на босу ногу

Война, даже победоносная, не украсила город.

(Насколько нам известно, убытки, причиненные Минску военными обстоятельствами, следующие: от неприятеля урону на 253 866 р. 1к. ассигнациями, издержки же на его изгнание – 117 719 р. 38 к. – маиор Ив. Скрига.).

Но это все-таки был город, а не чистое поле, и в городе оставалось еще немало нетронутых домов после того, как прямо на тамошних улицах бравый русский генерал Ламберт нанес решительное поражение незадачливому французскому генералу Брониковскому, после чего война ушла на север, к Вильно. И пусть себе уходит! Сержант некоторое время внимательно рассматривал город, а после вежливо сказал:

– Да, любопытный вид. А куда нам теперь?

– Прямо, к Низкому рынку, – сказала Мадам. – Потом, через квартал, налево, вверх. А дальше… – Но тут она замолчала и некоторое время смотрела на город. Потом вдруг сказала: – А перед рынком видите плотину? А там еще одна. А вон там мельница, а рядом вот такое дерево? Так это как раз там в давние-предавние времена жил тот самый князь, о котором я вам уже рассказывала. Князь-волколак!

Сержант, глядя на мельницу, вдруг почему-то вспомнил, что шуба на нем волчья. Мадам сказала:

– Князя звали Менеск. А его дочь – Сбыслава, – и Мадам замолчала, задумалась. И Чико молчал…

Как вдруг сержант спросил:

– А вас как саму звать, сударыня?

– Меня? – Мадам смутилась. – Зачем? Я же не княжна. И мой отец не князь. И, может, вообще, всё это выдумки: и князь, и это его мельница, жернова которой перемалывали тех, кто искал там ночлег. Да и когда это было?! А теперь, то есть последних лет триста, это очень тихий, даже несколько скучный город. Зато здесь очень дешевая гостиница, две вполне приличные кофейни. И ресторация. Чико!

Чико хлестнул вожжами, и они поехали, то есть сперва проехали мимо Переспинского кладбища, потом, под горку, был пустырь, а потом…

– Эх! – громко сказал Чико. – Не будет нам сегодня кофе, господа!

И точно – шагах в ста впереди на дорогу стали выбегать солдаты. Пехота, русские, с десяток, может, даже больше! Один из них, старший, наверное, поднял ружье и что-то прокричал. И тут же выстрелил – вверх. Сержант хотел было сказать, чтобы Чико и не думал останавливать…

Но тут Мадам уже схватила Чико за плечо и приказала ему:

– Придержи! – А сержанту: – Молчите! И не забывайте, что вы в статском!

Сержант промолчал. Но курки все же взвел, усмехнулся. Сидел, считал шаги: пятнадцать, десять, пять…

Подъехав к русским, Чико придержал.

– Подайте мне руку, – велела Мадам.

Сержант подал, то есть помог ей выйти из возка. Мадам что-то спросила у солдат, солдаты ей ответили. Мадам сошла в обочину, солдаты расступились. Там на снегу, на расстеленной шинели лежал раненый пехотный офицер. Русский, конечно. Совсем молодой. Грудь у него была вся в крови, раны очень глубокие. Да тут уже ничем не поможешь, подумал сержант.

И, видно, тоже самое подумала Мадам, потому что она сразу отвернулась и что-то сказала по-русски. Солдаты молча закивали, перенесли офицера в возок и уложили его там, и стали укрывать. Офицер улыбался, молчал. Чико поспешно соскочил с возка и отошел к сержанту. А Мадам продолжала говорить по-русски, и теперь она еще показывала на город. Русские стали ей отвечать и показывать туда же. А потом они уже стали показывать на дорогу, но не на ту, по которой приехал сержант, а на другую, которая уходила куда-то в сторону. А потом русские, все до единого, взобрались на возок и уехали в город. Сержант еще раз посмотрел на город, потом на ту дорогу, на которую показывали русские, потом на то место, где совсем недавно лежал их офицер…

А потом повернулся к Мадам и спросил:

– А та дорога, это что?

– Тракт. На Вильно, – сказала Мадам. – И те… – и замолчала, будто испугавшись.

– И те, кого мы ищем, – продолжил за нее сержант, – ушли туда совсем недавно. Судя по этому случаю! А когда именно?

– Вчера, – тихо ответила Мадам. – Так мне сказали русские… – И тотчас же воскликнула: – Сержант! Но вам это зачем?

– Как зачем? – удивился сержант. – Я же в отставке! И я возвращаюсь домой! – Он сказал это, возможно, слишком громко. И так же громко продолжал: – А зачем мне дома русский пропуск? С русским меня наоборот домой не пустят! Так что вы извините, Мадам, но мы не будем терять время, то есть входить в город и убивать там, как вы сами говорили, целый час на оформление каких-то бумаг! Такое мы могли себе позволить только тогда, если бы…

Но тут он, наконец, опомнился, ему стало стыдно, он, как всегда, покраснел и воскликнул:

– О, извините, Мадам! Я не хотел вас обидеть! Вы же для нас столько сделали! Я же вам буду вечно благодарен, Мадам!

И тут он даже схватил ее за руку, за рукавичку…

И замер, потому что Мадам руки нарочно не поднимала и не давала поднять. А поднимать насильно и насильно целовать – это и есть насилие! И сержант, не отпуская ее руки, смотрел ей в глаза и, что всего ужаснее, совершенно не знал, как ему быть дальше!

И тут положение спас Чико – он сказал:

– Да, господин сержант, вы совершенно правы. Неприятельские пропуска нам вряд ли помогут. А вот неприятельская провизия, это совсем другое дело. А без провизии я в Вильно не пойду! И вам не советую. Вот и Мадам того же мнения. Правда, Мадам?

Мадам, еще толком не понимая, что к чему, всё же согласно кивнула. Потому что она по-настоящему тогда боялась только одного…

Ну, вы сами понимаете, чего! А пока что это явно отменялось. Или, по крайней мере, откладывалось, потому что никуда они еще не уходили. И даже напротив – Чико опять повернулся к городу, осмотрел его – опять будто с Поклонной горы – и спросил:

– Мадам, а это что внизу?

– Рынок, – сказал Мадам, уже прекрасно понимая, чего хочет Чико. – Но это дешевый, толкучий! А хороший рынок наверху, нужно подняться по Волошской улице. И там еще гостиный двор, кофейни, ресторация Цыбульского. Вам у него…

– Ха! – засмеялся Чико. – У Цыбульского! Нет, это еще рано, господа. А вот зато рынок перед долгим, трудным маршем – это как раз то, что нам нужно. А теперь самое главное! У вас деньги есть, сержант?

– Есть, двенадцать франков.

– Нет! – покачал головой Чико. – Это не деньги. По крайней мере, здесь. А настоящие, здешние деньги, рубли у вас есть? Или хотя бы какие-нибудь ценные вещи?!

– Часы, – сказал сержант. – Швейцарские. Правда, они стали что-то останавливаться.

– О! – радостно воскликнул Чико. – Значит, самое время от них избавляться! Давайте их сюда! Даже не думайте!

Сержант достал часы и передал их Чико. Чико повертел их так и сяк, потом приложил к уху, встряхнул, с важным видом сказал:

– Анкер на месте. И серебра почти что на полфунта!