Амеде Ашар - Королевская охота

Три всадника помчались вдоль аллеи, трепещущие своды которой скрыли священный маяк.

В Марли Эктора ожидала карета. Они с Полем и Кок-Эроном поспешили в нее, и карета помчалась во Фландрию.

Два дня спустя Эктор вручал свои бумаги в руки маршала де Вийяра.

Закончив чтение письма, маршал посмотрел на молодого полковника.

— Вы должны мне передать что-то на словах, — сказал он, — я вас слушаю.

— Ваше высокопревосходительство, — сказал Эктор, — его величество приказал мне просить вас дать сражение неприятелю в самое ближайшее время.

— Это зависит от случая, — ответил старый герцог.

— Если случай не представится, их величеству угодно, чтобы его создали.

— Хорошо, мсье, я дам это сражение.

Крики, слышанные Эктором, издала Кристина.

Вот что случилось.

Пока Эктор с Фуркево удалялись к Марлийскому лесу, группа мужчин, верхом и пеших, окружили охотничий павильон мадам д'Аржансон. Одни рассыпались вокруг павильона, другие под предводительством того, который казался их начальником, а полной тишине столпились возле главного входа.

Начальник постучал в ворота, которые отпер слуга.

— Именем короля, — сказал постучавшийся мужчина, — веди нас к своему хозяину.

Слуга, дрожа от страха, направился к павильону; начальник следовал за ним. Некоторые из сопровождавших его подчиненных проникли в сад.

Лампа все ещё горела на окне, куда её поставила Кристина, а Блетарен разговаривал с Рипарфоном в небольшой комнате нижнего этажа.

Лакей отворил двери и молча показал незнакомцу старого дворянина.

— Я, конечно, имею честь говорить с графом Блетареном, — спросил последний.

— Да, мсье, — отвечал граф, вставая.

Рипарфон живо обернулся, посмотрел на незнакомца и узнал шевалье.

— Я имею приказ его величества арестовать вас.

— Арестовать графа де Блетарена? — вскричал Рипарфон.

— Да, мсье.

— Это невозможно!

— Вот вам доказательство, — произнес шевалье, доставая приказ с королевской печатью. — Мсье Блетарен обвиняется в возмущении против правительства и измене его величеству. Мне велено отвезти его в Бастилию до решения парламентом его участи.

— Я готов, мсье — ответил старый дворянин.

Из окна, через которое она пыталась отыскать во мраке ночи исчезнувший силуэт своего возлюбленного, Кристина слышала неясный шум голосов вокруг павильона и видела в саду мелькавшие черные тени. Спустившись по лестнице, она вошла в комнату в ту минуту, когда Блетарен отвечал шевалье.

Кристина узнала своего врага, поняла случившееся и бросилась в объятия отца.

Шевалье ей низко поклонился.

— Присутствие мадмуазель де Блетарен напоминает мне, — сказал он, — что поученные мною указания приказ касаются и её тоже. А когда король повелел, мой долг повиноваться.

— Исполняйте его, мсье, — отвечала Кристина, крепко держа в объятиях отца.

— Минуту, мсье, — вскричал герцог Рипарфон, — по какому праву вы завладели этим приказом? И кто поручил вам его исполнить?

— Я мог бы отвечать, что я не знаю вас, мсье, вас, так хорошо толкующего о праве и не имеющего его, чтобы задавать мне вопросы. Но я покажу вам свой патент на должность полицейского офицера, который разрешает мне делать то, что я делаю.

Рипарфон взял патент из рук шевалье. На нем было проставлено имя Блеза-Гийома Пайо, офицера королевской полиции.

— Под этим вас никогда не знали, как мне кажется? — спросил де Рипарфон.

— Это мое дело, мсье. Патент принадлежит мне, приказ на арест — по должной форме…Вот граф де Блетарен и его дочь. Мне велено их арестовать, и я их арестую.

— Но, мсье, меня зовут Ги де Рипарфон, я пэр Франции. И я за них ручаюсь.

— Это бессмысленно.

— Вы сомневаетесь в моем слове?

— Меня это не касается…У меня есть приказ, и я его исполняю.

— Я прошу у вас только ночь, чтобы видеть его величество и говорить с ним…Если мне не удастся, тогда вы сможете отвезти ваших пленников в Бастилию.

— Ночь, герцог! Да я не дам вам и часа.

Несмотря на свое хладнокровие, Рипарфон не выдержал и топнул ногой.

— Не знаю, что мешает мне заколоть вас как собаку! — вскричал он. — И я бы это сделал, не бойся замарать своей шпаги…Но покуда я жив, вы не арестуете этого старика.

— Как вам будет угодно, мсье. Живите или умирайте, воля ваша.

Шевалье кликнул, и четыре полицейских, вооруженные пистолетами и шпагами, появились в дверях.

— Мерзавец! — вскричал герцог, хватаясь за эфес своей шпаги.

Блетарен остановил его.

— Не противьтесь, герцог, это все испортит, — сказал он. — Сделайте лучше так: берите лошадь и спешите в Марли, и если Господу угодно тронуть сердце короля нашими несчастьями, завтра вы принесете нам эту весть в Бастилию.

— Вы правы, мсье, — ответил тот. — Подобные мерзавцы не стоят чести, которую я готов был им доставить…

Ги вышел с гордым видом, и растолкав подручных шевалье, остановился в дверях павильона.

— Эй, кто там! — позвал он.

Явился слуга, отпиравший ворота.

— Седлай мне лошадь, живо, — бросил герцог.

При этих словах лицо шевалье омрачилось. Он сделал знак одному из людей, стоявших у дверей. Тот приблизился.

— Ты слышал? — шепнул ему шевалье.

— Да, — ответил ни кто иной, как Коклико.

— Если Рипарфон увидит короля, все пропало.

— Я тоже этого боюсь.

— Надо, чтобы этого не случилось. Задержи его.

— Понятно.

Рипарфон вернулся в комнату, а Коклико вышел.

— Граф, — окликнул шевалье, — я вас жду.

— Я следую за вами, мсье.

— Надейтесь, — сказал старику Рипарфон, — на рассвете я повидаюсь с королем, и если есть ещё тень правосудия на земле, к полудню вы будете свободны.

— Забудьте обо мне, — отвечал тот, — и просите короля только за мою дочь.

— Эй, подавай-ка лошадь! — крикнул герцог, сходя с крыльца.

— Мсье, — трепеща, сказал слуга, — какой-то человек сорвал седло и перерезал подпругу…И даже побил меня.

— Где он? — спросил герцог, бледнея от гнева.

— Вот он, мсье.

Слуга указал на Коклико, стоявшего небрежно опершись на дерево и скрестив ноги.

— Ты помешал ему седлать мне лошадь? — спросил герцог Рипарфон.

— Я.

— Тогда седлай её сам, и живо.

— А если нет?

— Я разукрашу твою рожу…Пошел, за дело!

Коклико не двинулся с места.

— Нам велено, — сказал он, — никого не выпускать из павильона…Так что это невозможно.

— Это значит, что я тоже пленник? — спросил герцог, обращаясь к шевалье, который оставался недвижим.

— Это значит, что будь я полицейским офицером, — прибавил Коклико, — вы бы давно молчали…