Александр Конторович - «Черная пехота». Штрафник из будущего

– На Леонова мы обратили внимание еще во время боя около дота. Не собственно на него, нас тогда интересовал хоть кто-нибудь из пленных, годный для наших целей. Армейцы заявили нам, что один из пленных, а их было всего двое, дороги не перенесет. Его мы и оставили им, а вот второго повезли к себе. К сожалению, молодой водитель не справился с управлением и…

– Это я знаю, Генрих. Читал твой рапорт и множество других, не менее интересных бумаг. Не надо мне это пересказывать. Я хочу услышать то, чего не написано в этих документах.

– Но я все подробно описал. Разве что опустил совсем уж фантастические вещи.

– Вот их я и хочу услышать!

– Как пояснил Кройцер, со слов Леонова, эта авария не была случайной.

– Это так?

– К сожалению, проверить этот факт сейчас уже невозможно.

– Так.

– Леонов сказал шарфюреру, что подмена произошла по дороге. Раненого штрафника увезли, а сам Леонов занял его место.

– Он действительно был ранен?

– Внешние признаки имелись, они были зафиксированы еще в шталаге. Детальный же осмотр не проводился, это не предусмотрено правилами.

– То есть он мог и симулировать ранение?

– Мог.

– Хорошо, давай дальше. Факт возможной подмены проверен?

– Нет. Помощь на месте оказывали солдаты маршевой роты. Сейчас они распределены по частям, и установить, кто конкретно его мог видеть, – развел он руками, – мы уже не можем.

– Хм! Что-то многовато случайностей. Ты не находишь, Генрих?

– С другой стороны, его слова тоже ничем не подтверждены.

– Они подтверждаются его делами! И очень даже убедительно! Ладно, продолжай.

– Осмотр тел погибших конвоиров показал, что водитель убит ударом карандаша в горло. У одного из конвоиров сломана гортань, второму попросту свернули шею.

– Ничего себе цирк! Как ты себе представляешь эту процедуру? В тесной машине, зажатый с боков двумя рослыми солдатами? Этот русский еще и Кройцера оглушил? Чем же?

– Этого установить не удалось. Шарфюрер не успел все подробно описать. Он сказал, что почувствовал удар и потерял сознание. До этого все было тихо и спокойно.

– Почему произошел взрыв?

– Кройцер понимал, что это для него единственный способ хоть как-то привлечь внимание. Где закреплена граната, он не видел, но рассчитывал успеть укатиться за пригорок. Увы, это ему не удалось.

– Так. Что русский сказал ему о своих целях?

– Ничего. Он больше спрашивал. Со слов шарфюрера, он умеет вести допрос и не пропускает ни одной мелочи. Очень внимателен и немногословен. Фантастически жестокий и безжалостный человек.

– Да ну?! Это почему же он сделал такой вывод?

– Русский объяснил ему, каким образом он сумеет получить сведения от пойманных им немецких солдат.

– Так и сказал – пойманных?

– Да. Сказал, я сейчас выйду на дорогу, остановлю машину и убью всех, кто там будет. Парочку оставлю, чтобы порасспрашивать. Потом он сказал, что привяжет Кройцера на муравейник и сложит рядом тела убитых. А сам уйдет.

– И шарфюрер поверил?

– Он сказал – я видел его глаза, и он не шутил.

– Да… А я ведь его помню. Он тогда был в моей охране. Ну, когда я к вам с инспекцией прилетал. Парень был хоть и молодой, но крепкий! Такого запугать… Не знаю, что и сказать ему нужно.

– Кройцер сказал, что русский как-то по-особенному задает вопросы. Вроде бы нейтрально, но из ответов вытаскивает все, что ему нужно.

– Он не пояснил, как?

– Не успел.

– Почему?

– Он был слишком плох, когда его привезли. Это вообще чудо, что Кройцер успел хотя бы о чем-то рассказать. Хорошо, что врач сразу же меня вызвал.

– Записать его слова, конечно же, тоже не успели?

– Нет.

– Генрих, я тебя не узнаю! Что я слышу?

– Я думал, что успею задержать русского, и все силы бросил именно на это.

– Ну-ну. Продолжай.

– Из того, что рассказал шарфюрер, у него, да и у меня тоже, сложилось мнение, что русские знают об экспериментах Маурера.

– Из чего это следует?

– Русский попал не в какой-то лагерь, а именно в шталаг четыре «в». Никого из тех, кто контактировал с ним напрямую, сейчас нет в живых. Только два офицера – эти, со станции, – видели его мельком. Да и то у Кройцера сложилось впечатление, что освобождение пленных было для Леонова второстепенной задачей. А основная цель заключалась в том, чтобы мы приехали за ним.

– Нелогично. Он мог не суметь убежать. Мог погибнуть на станции. Его могла застрелить охрана шталага. Да мало ли еще где он мог свернуть шею? Обоснуй.

– А зачем ему тогда выходить к начальнику шталага? И представляться полным званием? Он не был уверен в том, что мы столь тщательно анализируем списки пленных. И не хотел допускать случайностей. Ему надо было как-то выделиться среди основной массы пленных русских.

– Допустим. Как он попал к нам, мы выяснили. И что теперь?

– Я распорядился об организации тщательного прочесывания леса. Попросил помощи у вермахта. Вместе мы сумеем обложить его в лесу. Навряд ли русский сумел далеко уйти. Жаль, что проводник так и не прибыл, но как только у меня будет разыскная собака…

– Не будет, Генрих. Он к тебе не приедет.

– Почему?!

– Я отменил твой запрос.

– Но почему?

– Подумай.

– Не знаю.

– Вот потому-то ты и сидишь в своем лесу, а я – в Берлине! Сколько лет мы знаем друг друга?

– Семь.

– Именно! И начинали мы с тобой практически вместе. С одного и того же. И в управление привел тебя я! Но я сижу здесь, – хозяин кабинета обвел руками по сторонам, – а ты – в лесу! Потому, дорогой друг, что ты не видишь дальше своего носа!

– Но…

– Ну, хорошо. Ты получил войска, собак, прочесал лес. Что в итоге?

– Мы его поймаем.

– Вы получите его труп! Такие люди живыми в плен не попадают!

– Но он уже один раз попал!

– Да? Как ты только что сказал, он пришел туда сам.

– Но это еще надо проверить.

– Вот и проверяй. Потом. Кто ж тебе до этого мешал? Кстати, а эта ориентировка русских? Ну, по розыску Леонова? С ней разобрались?

– Русский сказал Кройцеру, что это накладка.

– Что?

– Ошибка. Неправильное взаимодействие спецслужб.

– Генрих, на фронте русские умудряются делать неслыханные промахи. Но в действиях их разведки пока что никто таких ляпов не замечал. Это умные и опасные противники. Не надо их недооценивать.

– Тогда я и не знаю, что сказать.

– Да… Вот и надейся на подчиненных. Мне предстоит идти на доклад к рейхсфюреру. И что я должен буду ему говорить?

– Пойманный русский дал бы ответы на все вопросы.