Юрий Шамшурин - В тайге стреляют

— Наза-а-ар!.. Назарка-а-а!.. Эй-эй!..

Крик повторился. Тайга подхватила его, далеко расплеснула кругом и звучным эхом вернула обратно.

— Назарка! Где ты, черт! — уже с угрозой в голосе закричал тойон Уйбаан.

Никто не откликнулся. Тойон внимательно осмотрел маленькими подпухшими глазками густой ельник, стоявший перед ним стеной. Куда запропастился мальчишка? Уйбаан выругался, протяжно зевнул и как бы нехотя побрел к юртам, осторожно ступая ровдужными, с красивыми узорами торбасами.

Назарка слышал крики тойона, но не отвечал. Он бежал все дальше и дальше в тайгу. Только что хозяин отстегал его кнутом. И за что? За то, что Назарка тронул любимого хозяйского жеребенка.

— Но ведь работать надо? — глотая слезы обиды и по временам громко всхлипывая, жаловался подросток плотно обступившим его деревьям. — Гнедко мешал. Я его оттолкнул, и не сильно, а огонер[1] увидел...

Слезы опять навернулись на глаза. Назарка осторожно пощупал вздувшиеся синие полосы на спине и тихо заплакал.

Огромные сосны угрюмо шумели, будто хотели успокоить приютившегося у их корней паренька. Терпкий, горьковато-смолистый запах коры смешивался с запахом прелой, прошлогодней хвои. Над головой Назарки, на старой обомшелой лиственнице, дятел в нарядной красной шапочке деловито оглядывал ствол и рассыпал по лесу сухой дробный стук. Подросток вытер грязным рукавом глаза и посмотрел на дятла. «Ему хорошо. Его никто не бьет!» — подумал он и прерывисто вздохнул.

Утомленный за день непосильной работой, Назарка прилег на мягкий ярко-зеленый брусничник и стал наблюдать, как высоко в небе белое облако, ежеминутно меняя очертания, плыло на запад.

«Что-то делает сейчас отец?» Вспомнилась родная юрта, полузасохшая лиственница около хотона. Кора на лиственнице с одной стороны была стесана, и на красноватой древесине нарисована лошадь. Ее Назарка рисовал углем, и хвост получился слишком длинный. «Пойду домой — поменьше нарисую!» — мелькнула в полусне мысль.

Весело потрескивал камелек в юрте. Около него, как всегда, хлопотала мать.

«Где тятя?» — спросил Назарка.

«Скоро придет, — ответила мать. — Никуда не убегай, будешь помогать. Ты же взрослый у нас».

Спит Назарка, и снится ему, что он дома. А где же сестренки? Да вот они, шалуньи, посадили на маленькие игрушечные санки щенка и с визгом катают его по двору. А позади идет Пранчик, посматривает на девочек умным глазом и виляет хвостом. Пранчик — самый преданный, самый лучший Назаркин друг. Он здорово гоняет бурундуков, ловит водяных крыс и хорошо облаивает белку. Когда отец собирается на медведя или на сохатого, он непременно берет Пранчика с собой.

Спит Назарка и улыбается.

Вот, кажется, идет отец. Подходит ближе. Нет, это не он. Походка у отца не такая, и глаза вроде бы заспанные. «Кто же это?» — пытается разгадать Назарка и в ужасе вскрикивает: «Тойон Уйбаан!» Не может быть! Точно, он. Тойон с плетью разыскивает Назарку... Родная юрта качнулась и, уменьшаясь, начала отодвигаться в туманную даль. Мир и покой на душе Назарки сменило тревожное предчувствие... Назарка снова один. Он в страхе порывается бежать и не может. А Уйбаан подходит медленно, крадучись, губы его растянула улыбка, не предвещающая ничего хорошего. Вот он взмахнул плетью... Назарка проснулся от собственного крика и в первый момент никак не мог сообразить, где он находится.

Над тайгой широким пологом раскинулось прозрачное вечернее небо. На востоке уже проступили первые искорки звезд. Было тихо, только издалека, с озера, слабо доносилось кряканье подросших утят. Терпкий смолистый запах, смешанный с запахом зреющей брусники и черной смородины, словно сгустился в захолодевшем воздухе.

Назарка проворно вскочил. С тоской вспомнил, что давно нужно было гнать коров к водопою.

«Опять бить будут! — с отчаяньем подумал он. — Тятя, зачем меня сюда отдал, разве я плохо помогал тебе дома?»

Вспомнил, как отец привез его к тойону Уйбаану и серьезно сказал: «Работай, Назарка, хорошо, слушайся. За это тойон нам телку даст, двухтравую обещал».

Больше трех месяцев прошло с того дня. Скучно здесь, на чужом подворье. Поиграть, порезвиться некогда. Работает с утра до ночи, даже поесть как следует не успевает, и все никак не угодит хозяину.

Назарка тихо добрел до аласа. Над юртами вился легкий дымок. Возле титика[2] протяжно мычали коровы. С берестяными ведрами в руках сновали доярки. Громким лаем заливались собаки. У хотонов пахло парным молоком, свежим навозом и горьковатым дымом от дымокуров, возле которых стабунились лошади, спасаясь от тучи комаров.

О Назарке, казалось, никто и не думал. Все занимались своими делами.

Подходя к юртам, Назарка втянул в плечи голову, точно на него уже посыпались удары. Он сделал попытку незамеченным проскочить в хотон, но на дворе столкнулся с сыном хозяина Павлом.

— Где бегал? — остановил он батрачонка.

Назарка виновато заморгал глазами, поежился под проницательным взглядом.

— Где был, спрашиваю? — строже повторил Павел.

— Там! — неопределенно махнул рукой подросток.

— Где там? — повышая голос, допытывался Павел. — От работы убегаешь! Бить тебя надо!

Он поймал Назарку за воротник рубашки и рванул к себе. Подросток испуганно закричал.

Невдалеке, около телеги, возился Тарас, прилаживая на ось колесо. Этот неразговорчивый русский появился здесь совсем недавно. Рассказывали, будто Павел привез его специально, чтобы он мастерил разные диковинные вещи для построенного недавно большого дома.

Сын Уйбаана несколько зим провел в городе и в наслеге хотел жить по-городскому. Он выстроил вместительный рубленый дом с четырехскатной тесовой крышей. Ставни были покрашены белой краской. Но Уйбаан наотрез отказался переселиться в «большой балахган», и сбоку пришлось специально для него пристроить юрту.

Высокий медлительный Тарас с утра до вечера был занят возле амбара, где сделал себе нечто вроде верстака. Вокруг валялись стружки, и от них приятно пахло сосной. Однако подросток почему-то побаивался русского и близко к нему не подходил. У Тараса были длинные жилистые руки, русые волосы, странный, по Назаркиным понятиям, голубой цвет глаз и короткие, щеточками, усы.

Когда Назарка громко вскрикнул, Тарас оторвался от работы, распрямил спину и исподлобья глянул на хозяина. Павел, мерно взмахивая зажатой в кулаке уздой с серебряной накладкой, стегал Назарку. Около хотона безмолвно стоял хамначит[3] Хабырыыс. Кто-кто, а он-то на себе не один раз испытал, насколько тяжела рука у молодого тойона.