Анастасия Киселева - Феникс, восстающий из пепла

Есть одна древняя легенда. Будто бы где-то далеко, на краю земли, был чудесный сад, в котором всегда царила весна. Жила в том саду птица, чей голос обладал волшебной силой. Лишь редкие счастливцы слышали ее песни, а увидеть птицу и вовсе никто не мог. Сказки рассказывали о чудесной певунье, наделяли ее способностью творить чудеса, приманивать удачу, приносить счастье.

Жила в тех землях девушка, прекрасная, как сама весна. Голубоглазая, золотоволосая, звонкоголосая, не знала она соперниц своей красоте.

Настал день, и девушку увидел юноша. Влюбился он в ее красоту и чудесный голос. На все согласен был, лишь бы сердце любимой покорить. И со смехом приказала красавица доставить ей из дивного сада волшебную птицу, чье пение пробуждает в сердце любовь.

Долго искал Охотник чудесный сад, много дорог исходил, много людей повидал, много историй услышал. Пришел он, наконец, на самый край земли, в края суровые и неприютные. Увидел он золотой забор и ажурные ворота, а за воротами теми — раскидистые деревья, что цвели и плодоносили одновременно.

Бродя по тропинкам сада, услышал Охотник звонкую птичью песню, и действительно, от голоса невидимой певуньи печаль и страхи покидали сердце, и рождалась в нем надежда.

Несколько ночей провел Охотник в саду, пока удалось ему подманить и поймать птицу. Посадил он ее в железную клетку, накрыл белым платком и поспешил к своей возлюбленной.

Он успел на свадьбу девушки: она выходила замуж за другого, равного ей по богатству и происхождению. Упал Охотник к ногам своей любимой и протянул ей клетку с волшебным даром.

Красавица сорвала с клетки платок и отшатнулась. Невзрачна и неказиста была принесенная юношей птица. Ни хохолка-короны не было у нее, ни роскошного хвоста, а само ее оперение оказалось пепельно-серым.

Разгневалась невеста, обвинила Охотника в обмане. Смеялись над ним гости и жених. И только отец девушки предложил послушать, как поет пленница.

Но птица молчала. Ни уговоры, ни угрозы не могли заставить ее издать хоть одну трель. Тогда девушка в ярости приказала свернуть птице шею.

С ужасом смотрел Охотник на бывшую возлюбленную и дивился ее жестокости.

И вдруг по распростертым крыльям побежали искорки огонька, вспыхнула голова золотым пожаром — пламя объяло все тело мертвой птицы, затрещало, взвилось и опало, оставив лишь кучку безжизненного пепла. Закружился пепел на ветру и вновь сложился в тело птицы. Вспыхнул пепел искрой и ожила певунья. Золотом горела теперь корона из перьев на ее голове. Серое оперение отливало красной опушкой. Свет исходил от возрожденного существа, и отступали люди в стороны с возгласами: «Феникс! Феникс!»

Расправил он сильные крылья и взвился в небо, покидая те края навсегда. Тихо ушел вслед за волшебной птицей Охотник.

Много воды утекло с тех пор. Одичал чудесный сад, занесло снегом его тропинки. Давно нет на карте мира страны, где жила когда-то злая красавица.

Но легенду о Фениксе рассказывают и по сей день, потому что жизнь всегда побеждает смерть, надежда — отчаяние, а любовь — ненависть.

Вот-вот стемнеет. По редким прорвавшимся сквозь серую завесу туч лучам угадывается садящееся солнце. Оно косо бьет по верхушкам девственного леса, отчего деревья кажутся черными. Неестественная тишина давит, предупреждая о скорой грозе и заставляя редких путников торопиться в поисках крова.

Легкий, неуловимый шелест листьев, — и лесную тропинку пересекает быстрая тень. Следом за ней выскальзывает и замирает на дороге огромная серая волчица. Проводив взглядом ускользающее существо, она неохотно поворачивает назад, — оборотню не угнаться за единорогом. Кроме того, ей пора домой.

Последние запоздавшие лучи солнца скрываются за горизонтом. На землю падают первые капли дождя, и вскоре гроза уже бушует вовсю, побуждая жителей близкой деревеньки с испугом поглядывать в почерневшие окна и жалеть незадачливых путников…

В эту жуткую ночь Славрод расположился в своем любимом кресле-качалке перед горящим камином и радовался тому, чему радуются в подобных случаях — теплу и уюту, тем более приятными, что за окном сейчас ненастье.

Впрочем, по пресловутому закону подлости такая радость долгой не бывает. Перекрывая шум дождя, послышался пронзительный крик младенца. Несколько минут волшебник боролся сам с собой. Если сейчас он встанет, то ему придется разбираться в происходящем, и нет никакой гарантии, что это займет мало времени.

Любопытство победило. После повторного крика старик, кряхтя, поднялся и приблизился к окну. Отодвинув тяжелую штору, он выглянул на улицу.

Дом деревенского мага представлял собой невероятное нагромождение выступов, ниш, пристроек и Тьма знает чего еще. На относительно небольшой площади помещался целый лабиринт. Строился он давно, еще до того, как Славрод осел в Двухолмовке, крупной деревеньке на севере Нарванны. Кому пришел в голову такой безумный проект — людская память не сохранила: домик перешел Славроду по наследству от предыдущего главного мага, а тому — соответственно от его предшественника. Зато из комнаты, в которую можно было попасть, только пройдя через все строение, отлично просматривалось крыльцо.

Сначала полуослепленные игрой огня глаза ничего не увидели, потом зрение прояснилось. Славроду померещился какой-то сверток, ворочающийся возле ступенек. Вдруг он заметил серую тень, скользнувшую к крыльцу. Огромная лохматая волчица замерла, принюхалась, осторожно подхватила сверток и опрометью метнулась к входной двери. Послышалось настойчивое шебуршание и нетерпеливое повизгивание.

Пришлось открыть. Впустив оборотня в прихожую, волшебник был вынужден отскочить в сторону — зверь не отказал себе в удовольствии отряхнуть свою шубку прямо на него. Шерсть, мокрая и взъерошенная, торчала теперь клочками. Опять по лесу носилась. Муж у Милены — золото, другой давно бы дома запер, а этот еще и за ребенком приглядывает.

— Ах ты, мерзкая тварь! Прекрати немедленно! Никакой управы на вас нет! — Злобно рявкнул Славрод: ни один житель Двухолмовки больше не удостаивался столь пристального и подчеркнутого внимания со стороны волкодлаков. Ладно бы еще щенков — по степени озорства они не уступали человеческим ребятам, а возможностей у них было поболе. Так нет же, подчас и вполне взрослые особи начинали чудить.