Икста Мюррей - Королева нефритов

— Альваресом? Куратором музея этнологии и антропологии?

— Верно.

Он покачал головой.

— Так он ваш отец?

— Да.

— Значит, они с вашей матерью… Но он такой маленький и робкий — как же он остался в живых?

— Что?

— Как — он — остался — в — живых?

— Она же не откусывает головы своим самцам. Только вам.

— Оп-ля! Поделом тебе, старый невежа. Но ведь они не живут вместе. В разводе?

— Они никогда и не были женаты. Моя мама не верит в брак.

Повернувшись, Гомара уставился на меня в упор.

— Так это он помогал ей с диссертацией? Я имею в виду ее работу по стеле Флорес — о том, что письмена не имеют смысла.

— Да-да, это он.

— Но потом де ла Роса побил их своей собственной статьей, верно?

— Вы и это знаете? Я бы предпочла сейчас поговорить о том, как вы придерживаете руль коленями.

— Извините, не буду настаивать, — секунду помолчав, сказал он. — Хотя мне хотелось бы на миг вернуться к другому вопросу…

— О моем папе?

— Нет, об отпуске вашей матери. Я в это не верю. Готов спорить, Хуана Санчес что-то ищет; отпуска — это не для нее. — Он подмигнул. — А может, вы не говорите мне всей правды? Ну, чтобы сбить меня со следа?

— Говорю вам серьезно — она взяла отпуск.

— Я просто хотел убедиться, что она не пытается меня обставить.

— Как в том случае с обухами от топоров?

— А, вы имеете в виду те нефритовые штучки! Да, это было просто великолепно. Лучшая находка в моей жизни. И все же послушайте: я тогда говорил ей, что и мне следует воздать должное — ведь именно я проделал всю работу! Но нет — ваша мать не захотела иметь со мной никаких дел. И уже потом, когда я вернулся, чтобы попытаться наладить отношения, и был весьма кроток и доверителен, и сказал ей, что она не просто служит для меня источником вдохновения, но и является образцом для подражания — как мать, или скорее, как отец, потому что она не слишком женственна, но…

— Вы в самом деле ей это сказали?

— …мне показалось, что сейчас она вот-вот обрушит мне на голову один из этих топоров.

— Что ж, возможно, она вас не любит.

— Да, конечно. Знаю, что она обо мне думает: что я здоровенный наглый сексист, который на факультетских сборищах пожирает все подряд, как и большую часть финансирования. Готов признать, что я именно такой и есть. Но это гораздо лучше, чем быть робким розовым кроликом, который писается от испуга каждый раз, когда она проходит мимо его кабинета. К тому же должен заметить, ей очень нравится орать на меня. «Профессор Гомара, вы большой самодовольный осел! Профессор Гомара, у вас этика аскарид». И так далее, и тому подобное. А я отвечаю: «Да, профессор Санчес, я большой самодовольный осел, у меня этика аскарид, но разве это не замечательно, что я получил медаль от Археологического общества?» Она начинает бушевать, но по глазам я вижу: ей это нравится. — Гомара фыркнул. — Думаю, что так.

Несколько секунд он молчал.

— Может, и мне стоит туда поехать? — наконец сказал он. — Взглянуть, что она там раскапывает — может, я тоже смог бы урвать пару-тройку интересных находок. Заодно полюбоваться, как у нее волосы встанут дыбом, когда она меня увидит…

— Похоже, вы по ней скучаете.

— Ну, что-то вроде этого. И еще хотелось бы узнать, что она задумала.

— Я бы вам этого не советовала.

— Боюсь, вы правы. Вероятно, дело того не стоит. — Он ударил по рулю обеими руками. — В любом случае, надеюсь, она получит удовольствие. Хотя кучи разбитых горшков и сломанных костей вряд ли стоят таких усилий. А если я туда поеду, вдовствующая королева наверняка заставит меня за это заплатить.

— Вдовствующая королева?

Эрик наконец сбавил скорость. Мы уже находились в зеленом раю Пасадены, всего в нескольких кварталах от библиотеки.

— Не обращайте внимания. Всего лишь ласковое прозвище…

— Ничего, — ухмыльнулась я. — Для вас у нее тоже есть несколько таких прозвищ.

Он мрачно усмехнулся:

— Готов поспорить, что да!

И наконец направил свой скрипучий ретромобиль на паркинг. Позади стоянки, сплошь уставленной новыми и новейшими моделями автомобилей, во всем своем величественном анахронизме возвышался великолепный Хантингтон. В лучах солнца сверкал белый георгианский фасад, обрамленный густыми, аккуратно подстриженными деревьями; яркие плакаты возвещали о проходящих сейчас выставках: «Уильям Моррис и книжный дизайн», «Образы современного Запада». В перестроенном поместье образца девятнадцатого века находились одно из самых дорогих в мире собраний старинных книг, чайный и книжный магазины, а также японский и шекспировский сады, сады роз и лекарственных растений. Поднявшись с низкого сиденья, я обнаружила, что Эрик открыл для меня дверцу. Выбравшись из тесных глубин «ягуара» и отдав профессору свой ноутбук, я последовала за ним в книжные закрома.

Я сидела в читальном зале Хантингтона за одним из обитых кожей столов. Рядом Эрик изучал рисунки из заранее заказанной старинной книги «Очерки путешествия в Центральную Америку». Сидя так близко, я ощущала аромат его одеколона. Хотя ему наверняка не исполнилось еще и тридцати семи, виски уже были тронуты сединой.

Я заглянула в лежавшую перед ним книгу. На каждом листе фолианта были оттиснуты изящные рисунки майя позднего классического периода. На странице 261 был изображен принц с затейливой прической, рот его был слегка приоткрыт, одежда образовывала причудливые складки. Принц стоял среди толпы, состоявшей из тщательно выгравированных змей, солдат, птиц, клыкастых чудовищ; все это походило на иероглифическую версию роденовских «Врат ада». Рисунки показались мне настолько прекрасными, что я затаила дыхание, ожидая, когда Эрик перевернет страницу.

Но продолжения я так и не увидела. Я уже говорила, Эрик в тот момент изучал «Очерки путешествия», но вместо того, чтобы перелистывать страницы, его руки были заняты тем, что извлекали из карманов запрещенную мяту (на стенах были развешаны предупреждения о том, что в читальный зал нельзя вносить еду и питье). Глаза же его вместо того, чтобы просматривать иллюстрации, казалось, были устремлены на совершенно другие объекты: сидевшую напротив аспирантку, помощницу библиотекаря и еще какую-то архивистку, которая, виляя бедрами, двигалась по залу. Пожалуй, это был какой-то отвратительный флирт вчетвером. Паря над изображением великого принца, Эрик одновременно отпускал по адресу всех трех женщин тихие, но страстные реплики: «Мне нравится твоя прическа, Саша»; «Вы снова читаете „Воспоминания“ Казановы?»; «Я был готов поклясться, что предельно сосредоточен, пока не почувствовал, как вы входите в помещение».