Роберт Говард - Ястребы над Египтом

Спрыгнув со стены, он огляделся по сторонам. Ему никогда не приходилось бывать на улицах Эль-Кахиры, но он столь часто слышал рассказы о внутреннем городе, что мысленно представлял себе его план. Он знал, что находится в квартале Эмиров, и впереди, над плоскими крышами, возвышалось большое сооружение, которое могло быть только Малым Западным дворцом, гигантским домом увеселений, выходившим в широко известный сад Кафура. Де Гусман уверенно зашагал по узкой улице, и вскоре вышел на широкую дорогу, пересекавшую Эль-Кахиру от ворот Эль-Футуха на севере до ворот Зувейлы на юге.

Несмотря на поздний час, вокруг было оживленно. Мимо него проскакали вооруженные мамелюки; на широкой площади Бейн эль-Касрейн между двумя похожими как близнецы дворцами он услышал звон сбруи и в свете факелов увидел отряд суданских воинов верхом на лошадях. Подобная бдительность имела свои причины. Вдалеке среди кварталов слышался глухой стук барабанов. Где-то за стенами на фоне звезд виднелся тусклый отблеск огня. Ветер доносил обрывки диких песнопений и отдаленных воплей.

Развязной походкой солдата, выставив вперед рукоятку сабли, де Гусман незамеченным миновал воинов в доспехах, рыскавших по улицам. Когда он решился потянуть за рукав бородатого мамелюка и спросить у него дорогу к дому Зулейки, турок ответил ему с готовностью и без малейшего удивления. Де Гусман знал – как и все в Каире – что, хотя арабка рассматривала Аль Хакима как свою собственность, она ни в коей мере не считала себя исключительной собственностью калифа. Многим капитанам наемников ее жилище было столь же знакомо, как и Аль Хакиму.

Дом Зулейки стоял чуть в стороне от широкой улицы, в непосредственной близости от Восточного Дворца, с садами которого он на самом деле соединялся. В дни своей бытности фавориткой калифа, Зулейка могла пройти из дома во дворец, не нарушая указа владыки об уединении женщин. Зулейка не являлась служанкой; она была дочерью свободного шейха, любовницей Аль Хакима, а не его рабыней.

Как и ожидал де Гусман, попасть в ее дом оказалось несложно. В ее руках соединялись тайные нити интриг и политики, и мужчины любых убеждений и состояния допускались в ее приемную, где предлагались в качестве развлечений юные танцовщицы и опиум. В эту ночь не было ни танцовщиц, ни гостей, но зловещего вида йеменец без вопросов открыл сводчатые двери, над которыми горел факел, и проводил фальшивого мавра через небольшой дворик, по лестнице и по коридору в большую комнату, задрапированную алыми бархатными занавесками.

Освещенная мягким светом бронзовых ламп, комната была пуста, но где-то в доме слышались женские крики, сопровождавшиеся мелодичным смехом, тоже женским, неописуемо зловещим.

Однако де Гусман почти не обратил на это внимания, поскольку как раз в это мгновение на улицы Эль-Кахиры, казалось, выплеснулся ад.

Послышался глухой рев невероятной силы, словно грохот прорвавшего дамбу потока, смешанный с воем множества диких зверей. Йеменец прислушался, и его темная кожа стала мертвенно-бледной. Затем он вскрикнул и кинулся в коридор, откуда донеслись быстрые мягкие шаги и тяжелое дыхание.

В соседней комнате, оторвавшись от занятия, казавшегося ей невероятно занимательным, Зулейка услышала за дверью сдавленный крик, свист и удар клинка, а затем звук падающего тела. Дверь распахнулась, и в комнату ворвался Осман, сверкая в свете ламп белками глаз и оскаленными зубами; с его широкой сабли каплями стекала кровь.

– Собака! – воскликнула она, выпрямляясь, словно атакующая змея. – Что тебе здесь надо?

– Ту женщину, что ты у меня забрала! – прорычал он, похожий в своей животной страсти на обезьяну. – Рыжую бабу! Весь Каир в аду! Кварталы восстали! Еще до рассвета улицы превратятся в реки крови! Я убью всех! Я буду рубить суннитских псов, словно тростник. Еще одно убийство сейчас ничего не значит! Отдай мне ту женщину, или я убью тебя!

Опьяневший от крови и похоти, обезумевший суданец забыл о своих страхах перед Зулейкой. Она бросила взгляд на обнаженную дрожащую женщину на ковре со связанными руками и ногами. Она еще не отомстила до конца своей сопернице. До сих пор это была лишь занимательная прелюдия к пыткам, мучениям и унизительной смерти. Никакие силы ада не отняли бы у нее жертву.

– Али! Абдулла! Ахмед! – закричала она, выхватывая украшенный драгоценными камнями кинжал.

Взревев словно бык, чернокожий гигант бросился на нее. Арабке никогда прежде не приходилось сражаться с мужчинами, и ее гибкости и ловкости, не дополненной боевым опытом, оказалось явно недостаточно. Широкое лезвие пронзило ее тело, выйдя на фут между лопаток. Со сдавленным криком агонии и ужаса она осела на пол, и суданец грубым движением выдернул саблю. В это мгновение в дверях появился Диего де Гусман.

Испанец ничего не знал об обстоятельствах случившегося; он видел лишь громадного воина, вытаскивающего меч из тела женщины, и действовал в соответствии со своими инстинктами.

Осман, развернувшись, словно большой кот, замахнулся окровавленной саблей, но сокрушительный удар де Гусмана тут же обрушился на его голову. Суданец пошатнулся, и в следующее мгновение клинок испанца со всей силой отсек ему левую руку, врубился между ребер и глубоко погрузился в кости таза.

Де Гусман, ворча и ругаясь, выдернул застрявшее среди мускулов и костей лезвие. Вновь он услышал нарастающий рев толпы, и волосы у него на голове встали дыбом. Ему был знаком этот рев – охотничий клич, гром, сотрясавший троны мира. С улицы слышался стук копыт и разъяренные голоса, выкрикивавшие команды.

Он уже повернулся, чтобы выбежать в коридор, когда услышал умоляющий голос и впервые заметил обнаженную женщину, извивающуюся на ковре. На ее теле не было ни царапины, но щеки были мокры от слез, рыжие волосы, разметавшиеся по белым плечам, пропитались потом, и она вся дрожала, словно ее пытали.

– Освободи меня! – умоляла она. – Зулейка мертва – освободи меня, ради Бога!

Приглушенно выругавшись, он разрезал ее путы и снова повернулся, почти тут же забыв о ней. Он не видел, как она поднялась и скользнула в занавешенный проход.

Снаружи послышался голос:

– Осман! Во имя шайтана, где ты? Пора в путь! Я видел, как ты бежал сюда! Дьявол тебя побери – ты где?

В комнату ворвался воин в кольчуге и шлеме и застыл на месте.

– Что? Аллах! Ты солгал мне!

– Нет! – весело ответил де Гусман. – Я покинул город, как и поклялся; но затем я вернулся.

– Где Осман? – спросил Аль Афдал. – Я пришел сюда следом за ним... о Аллах! – Он яростно потянул себя за усы. – Во имя Бога, Единого Истинного Бога! О, проклятый кяфир! Зачем ты убивал Османа? Все города восстали, и берберы сражаются с суданцами, которым я вместе со своими людьми спешу на помощь. А ты... – я все еще обязан тебе жизнью, но всему есть предел! Во имя Аллаха, убирайся отсюда, и чтобы я никогда тебя больше не видел!