Семя Гидры (СИ) - Ларсен Вадим

     - Господа, прошу внимания! - выкрикнул он тоном конферансье готового наконец-то представить публике лучший номер сегодняшнего вечера. - Из-за технических неполадок мы временно перешли в свободное планирование. Но уверяю вас, в этом нет ничего ужасного. Самолёт наш достаточно крепкий, лёгкий и хорошо управляемый. Это не сорокатонный Боинг какие бьются как орехи, а прекрасный манёвренный планер, и посему в самом худшем случае мы всего лишь спланируем на воду, вот и все дела. Выше нос, солдаты! Как-то в 90-м в Персидском заливе мне доводилось приводняться 'на брюхо'. Ощущение, скажу я вам, как на 'русских горках'. Сперва обделываешься от страха, а после обделываешься от радости, что остался жив, - и Гаррет рассмеялся, по-солдатски невесело и цинично. - И поскольку все мы приглашены на фестиваль глубоководного плавания, стоит полагать, здесь собрались достаточно умелые пловцы...

     - Я не умею плавать, - раздался из глубины салона страдальческий голос Чакрабати.

     - Гм..., - озадаченно хмыкнул Гаррет. И всё же профессорская реплика не сбила его с намеченного сценария. Лишь внесла некоторые коррективы: - Вы, гуру, можете положиться на меня. Не дадим науке пойти ко дну. - Затем он обратился к Ивану: - Возьмёшь на себя мальчишку. Профессор и женщины - моя забота.

     Он снова развернулся к кабине и, протиснувшись между пилотскими креслами, влез в неё чуть ли не целиком.

     - Сможем сесть на воду? - спросил он с той невозмутимой уверенностью, с какой командир перед боем подбадривает бойцов риторическим вопросом: 'Сможем надрать им задницы?'

     - Через пять миль по курсу остров, - не отрываясь от мёртвых приборов, ответил пенджабец. - Если я не запущу тягу, постараюсь на холостом ходу дотянуть до суши.

     - Приземление куда лучше приводнения, - со знанием дела произнёс Гаррет.

     - Какое ещё приводнение?! - вышла из оцепенения Натали. С горящим взором, она набросилась на притихшего Крофта: - А я тебе говорила, Алекс, надо было лететь с Томом! Боже мой! Боже... Что теперь будет? Ты во всём виноват!

     Её глаза были полны слёз, губы дрожали, а ярко-алые ногти по-кошачьи впились в подлокотники кресла.

     - Успокойся, - рыкнул в ответ красный как рак Крофт и, шаря глазами в мигающем сумраке, позвал сына: - Питер, ты где?!

     - Я здесь, папа, - раздалось из хвостового отсека. Мальчишка сидел на полу, прижавшись к профессору.

     - Сядь на место и пристегнись! - гаркнул Крофт. Питер, молча, повиновался.

     В салоне воцарилась тишина. Гнетущая, зловещая. Переполненная страхом, всеобъемлющим ожиданием наихудшего и крохотной надеждой на то, что слова 'терминатора' об удачном приземлении окажутся пророческими. Никто из пассажиров не решался нарушить её, словно скажи он хоть слово и начнётся непоправимое, то, что уже не изменить. Каждый прислушивался к безмолвным двигателям и надеялся, что вот-вот они снова взревут привычным монотонным рёвом, и всё образуется. И можно будет облегчённо выдохнуть, расслабиться и традиционно поаплодировать пилоту за то, что он справился с ситуацией. И что всё случившееся окажется лишь минутным техническим сбоем, недоразумением и останется позади. И что в будущем этот досадный случай будет вспоминаться как счастливо завершившееся приключение. Но секунды подгоняли секунды, а двигатели, горделиво возвышающиеся над пилонами белоснежных как саван крыльев падающего самолета, как и прежде мертвецки молчали. Чернели погасшие электрические светильники, прерывистый свет иллюминаторов рвал на клочки сумрак салона, и лишь тихое завывание ветра слышалось в хранящих безмолвие турбинах.

     - Остров! - вдруг раздалось из кабины.

     - Если мы сядем на этот чёртов остров, я поставлю свечку Святой Милдрит.

     Слова эти были произнесены англичанином едва различимо, почти шёпотом и с каким-то необъяснимым остервенением, но казалось, каждый присутствующий в салоне услышал их.

     Иван приподнялся в кресле и из-за спины Гаррета заглянул в кабину. Самолёт уже спустился достаточно низко, и в широком фонаре фюзеляжа в обрамлении ясного вечернего неба виднелся быстро приближающийся пятачок, устланный вечно зелёным тропическим ковром.

     - Куда? - пробасил Гаррет. - На пальмы? На песок?

     Пилот молчал. Лицо его стало каменным изваянием. Одна рука на штурвале, вторая на рычаге элеронов. Прямая спина, собранный взгляд. Сикх словно растворился в собственном внимании.

     - Месье Гаррет... - умоляюще произнесла Брижит.

     - Погоди, - отмахнулся тот.

     - Попрошу вас, сядьте на место!

     На этот раз в голосе девушки зазвучал металлический звон и безграничная решимость добиться исполнения своего требования. Не сказав ни слова, 'терминатор' повиновался.

     Брижит вышла в салон, отряхнула от несуществующей пыли юбку и идеально поставленным голосом обратилась к пассажирам:

     - Господа, сохраняйте хладнокровие. Истерика - первый враг в полёте. Вам не стоит беспокоиться. Экипаж контролирует сложившуюся ситуацию. Планирование на короткую посадочную полосу самолетов HondaJet - обычный штатный манёвр и входит в курс подготовки пилотов экстра-класса, таких как капитан Сингх. Прошу вас, господа, снять все украшения с шеи, ушей, груди и рук. Также прошу снять обувь. Пожалуйста, пристегнитесь ремнями безопасности, склонитесь к коленям и обхватите сверху голову ладонями. Вас же, профессор, я попрошу лечь плашмя на пол и, как и все, прикрыть голову руками. Уверяю, всё кончится хорошо.

     Девушка стояла к Ивану боком и так близко, что Иван отчётливо различил запах её духов. Стройная фигурка, руки 'по швам' - звонкий натянутый нерв. Он заметил, как дрожат её длинные пальцы, как покрылись 'мурашками' икры её красивых ножек, как всё тело её трепещет от желания верить тому, что она вынуждена была сейчас говорить им всем.

     Но прежде чем проделать то, о чём сказала Брижит, Иван в последний раз заглянул в кабину пилота. Тёмно-зелёный остров теперь занимал всё обозримое пространство 'фонаря'. Прямо по курсу виднелась укатанная жёлто-коричневая полоска насыпи, а за ней сливающаяся с небом синь залива. Иван не видел лица сикха, но потусторонним чутьем ощущал, как готовый ко всему пилот взглядом вгрызся в жёлто-коричневую полоску, протяжённостью не более полторы тысячи футов и отчётливо понимал, совсем скоро эта полоска дикого песка либо станет для них спасением, либо их общей могилой.