Коллектив авторов - Тайны тысячелетий

Я уже обнаружил, что в первые годы после гибели «Жироны» сын Сорли Боя Джеймс расширил и украсил Данлюс. Теперь я знал, откуда взялось его неожиданное богатство!

Будучи убежденным оптимистом — какими и должны быть все подводные археологи, — я предположил, что Сорли Бой и сын не смогли достать все сокровища «Жироны», и потому решил отправиться в Ирландию и посмотреть, что Макдоннелл оставил для меня. Мой постоянный компаньон, бельгийский фотограф Марк Ясински, согласился поехать со мной, хотя и не разделял моей уверенности.

— Наверняка эту территорию уже облазили до нас, — заявил он.

— Несомненно, — сказал я. — И все же старые документы указывают на скалу Банбойе, где, очевидно, побывали и другие кладоискатели. Посуди сам: именно люди Сорли Боя обнаружили место кораблекрушения. Стали бы они говорить англичанам, где оно произошло, если бы сами намеревались забрать с корабля пушки и золото? Нет, ни англичанам и ни кому бы то ни было еще. Я уверен, что Банбойе было названо только для отвода глаз.

— Но даже если это не так, наши предшественники по поискам сокровищ потерпели неудачу из-за ошибки, которую они все делали; они слишком буквально восприняли названия мест, упомянутых в старых отчетах. Я изучил карты Ирландии XVI века. Только два места этого участка побережья названы на них: Данлюс и река Буа. Таким образом, только эти названия английские шпионы могли использовать в своих донесениях. Искатели сокровищ послушно ныряли в каждом из указанных мест, как будто они были помечены на карте знаком «X».

Я развернул подробную карту Северной Ирландии, изданную военно-геодезическим управлением и показавшую район к северо-востоку от Портбаллинтрэ.

— Посмотри сюда, Марк. Видишь, вот «Испанская скала» и «Испанская пещера»; «Порт-на-Спанья» и «Лакада-Пойнт». Эти названия не появляются на более старых картах. Почему же мы нашли их на этой, современной? Потому, что, когда она была составлена, больше не было причины скрывать сведения о крушении «Жироны». И, таким образом, эти старые названия, сохранившиеся в памяти десяти поколений рыбаков, были сообщены топографам, которые расспрашивали о том, как называются каждый пункт и пещера.

Мы с Марком добрались до Порталлинтрэ непогожим июньским днем 1967 года, сняли комнату и сразу направились вдоль пути корабля по Дамбе Гигантов к Порт-на-Спанья, амфитеатру бушующей воды, ограниченному полукругом ужасающих трехсотфутовых черных вертикальных утесов. У их более отлогого основания, светлого от травы, проявляя подчас прямо-таки акробатическую ловкость, паслись овцы. Ниже зеленое море надменно демонстрировало свою мощь. Волны разбивались о скалу Лакады, вскипая пеной, которая слетала обратно в буруны подобно порхающим бабочкам. Марк покачал головой.

— Что могло остаться от следов кораблекрушения после четырех веков такой карусели?

— Несомненно, только небольшие фрагменты.

В сувенирной лавке Марк купил за один шиллинг три пенса туристский проспект. Он пролистал его и расхохотался.

— Сколько часов своей молодой жизни ты потратил, просматривая старые документы? Семьсот? Девятьсот? Мой друг, ты мог бы не терять зря времени. Смотри!

И я прочитал: «В 1588 году один из кораблей испанской Армады, „Жирона“ …потерпел крушение, потеряв почти всю свою команду, в небольшой бухте около Дамбы Гигантов, до сих пор называемой  „Порт-на-Спанья“,  Испанский порт».

— Все это прекрасно, — ответил я, — но если бы я не провел подробные исследования, подвергая сомнению официальные источники, а просто прочитал эту брошюру, то сделал бы то же самое, что делали другие, прочитав ее: пожал бы плечами и отправился нырять в Банбойе, на который указывают оригинальные источники.

27 июня волнение успокоилось настолько, что дало нам возможность вывести в море надувную лодку с подвесным мотором. Мы встали на якорь в Порт-на-Спанья, и я скользнул за борт, чтобы осмотреться. Ничего.

Я направился к Лакада-Пойнт, осматривая дно сквозь колышущиеся водоросли, поднимающиеся повсюду, покрывающие скалы и выглядывающие из расщелин. Опять ничего. Я нашел скрытый под водой риф Лакада-Пойнт и поплыл вдоль него к северу. Внезапно открылся ровный участок, нечто вроде эспланады, простирающейся перед огромной каменной глыбой. Мое внимание привлек какой-то белый предмет, лежащий почти в центре площадки. Я устремился к нему, схватил и поднял… Свинец! Трехфунтовая свинцовая болванка.

Мое сердце учащенно забилось, когда я вспомнил слова из одного документа, который изучал в Британском музее. В нем говорилось о «человеке по имени Бойль», который обнаружил еще одно место гибели корабля из Армады в Донегале в конце XVIII века. Среди его находок был «кусок свинца длиною в ярд, треугольный… утолщенный посередине и более тонкий по концам».

Точное описание моей болванки! Я перевернул ее и увидел пять иерусалимских крестов, выбитых на поверхности слитка. Я обнаружил место кораблекрушения! Меня наполнило чувство радости, но спокойной радости, сродни ощущению комфорта. «Жирона» скрывалась здесь. Наверняка тут было нечто большее, чем свинцовая болванка.

Я тщательно осмотрел длинный скалистый коридор; он привел меня прямо к бронзовой пушке, в которой я распознал фальконет. Морское дно плавно уходило в глубину. Я последовал вдоль этого склона, поскольку предметы, падавшие с тонущего корабля, вели бы себя также, и обнаружил другую пушку — маленькое казнозарядное орудие, какими были вооружены испанцы. Я с восхищением осмотрел его.

Ни в одном музее не было ни одной пушки Армады, более того — ни единого пушечного ядра. А передо мной лежали несколько орудийных затворов, свинцовые слитки, лист свинца и пушечные ядра — все вокруг было усыпано пушечными ядрами.

На сегодня достаточно, подумал я. Мне следовало бы умерить свою радость от находки, сделанной спустя двести лет после Бойля, первым обнаружившего место крушения корабля Армады. Ведь Бойль разбил найденные «орудия, чтобы получить три воза латуни по 4 с половиной пенса за фунт». Когда я поднялся на поверхность, то так широко улыбался, что мундштук акваланга выпал у меня из рта. Без всякой необходимости я сказал Марку, что нашел нужное нам место. Выражение моего лица достаточно ясно говорило об открытии.

Начались штормы, сделавшие море опасным. Тем не менее мы продолжали нырять, не имя возможности ждать подходящей погоды. Однажды я подобрал серый голыш, круглый и плоский.

«Ага! — подумал я. — Скажу Марку, что это пиастр».

Перевернул голыш и увидел, что это действительно пиастр. На монете сохранился иерусалимский крест, потертый, но различимый. Мы с Марком церемонно пожали друг другу руки. Позже, к северо-западу от Лакада-Пойнт мы нашли якорь и еще несколько восьмиреаловых монет.