Вячеслав Пальман - За линией Габерландта

Конечно, все в сборе. И доктор с ними. На лицах ребят темнели пятна морозных ожогов. Кожа блестела от гусиного жира. Доктор улыбался и выглядел именинником.

— Сын у Петьки! — Вот первые слова, какие я услышал. — Ты только подумай, а? Папаша! В нашем полку прибыло. Три кило восемьсот пятьдесят. Точно взвесили. Седьмой член поисковой партии.

Третье поколение Зотовых, — сказал рассудительный Серега Иванов.

Растроганный Смыслов встал во весь свой саженный рост и, схватив врача в охапку, сказал:

— Спасибо тебе, отец.

— Ну, ну, — отстранился тот. — Моя обязанность... Однако мне пора, молодые люди.

— Пошли, — скомандовал Серега. — Смыслов, Северин, пошли. Хватит придуриваться.

— Позвольте, — остановил нас доктор. — А кто из вас Смыслов?

— Это я Василий Смыслов, к вашим услугам, доктор.

Доктор с интересом посмотрел на него и хотел что-то спросить. Но Вася опередил его.

— Не играю, — пробасил он. — Я не тот Смыслов, доктор.

— Сожалею. А то бы партию-другую...

Нас с Зотовым вызвали в Магадан.

Петр Николаевич взял с собой дневники из катуйской находки, я разыскал в вещах листки с показаниями Шахурдина и ржавый револьвер с инициалами убийцы. Предстояла последняя встреча с людьми, которые много лет пакостили строителям Севера и стояли у всех поперек дороги.

Виктор Николаевич Зубрилин встретил нас с радушие ем доброго друга. Обнимая Зотова, он сказал:

— Возмужал ты, Петя, окреп. Папаша, а? Опередил всех.

Что-то новое появилось и в облике Зубрилина. Глубже залегли складки на его худощавом лице, строже смотрели глаза. И лишь когда он смеялся, то молодел и выглядел, как три года назад. Год-то случился не из легких, проверялась не только воля, но и крепость здоровья.

— Сводку слышали? — спросил он. — Бьем немцев у Волги. Окружение закончено. Здорово, не правда ли? И на нашей улице праздник!

Я вспомнил Лешу Бычкова. Далеко ему еще до Брянска! И в это время Зубрилин сказал:

— Получил письмо от Бычкова. Жив. Воюет. Два ордена уже. Привет всем передал, даже Казака вспомнил.

Ура нашему Бычкову!

— Вы догадываетесь, зачем вызвали? — спросил Зубрилин минуту спустя. — Да, конечно, Белый Кин и прочие.

— А Никамура? — спросил Зотов.

— Сегодня узнаешь.

...Мы вошли в кабинет следователя, когда он допрашивал Дымова. «Плановик» сидел напротив следователя. Свет от настольной лампы падал на его чисто выбритое лицо. Он выглядел довольно бодро, только пожелтел как-то весь да под глазами набрякли тяжелые мешки. Преступник сидел спокойно, но его волнение выдавали руки. Он все время потирал их, словно мыл очень тщательно, переплетая аккуратные пальцы. Он не знал, куда девать их, эти руки.

— Итак, вы встретили Дымова в Находке и... — Следователь смотрел на арестованного не отрываясь.

Дымов повел глазом в нашу сторону, хотел поздороваться, но тут же, вспомнив обстановку, отвернулся и сказал следователю:

— Мы с ним познакомились и стали друзьями,

— А потом?

— Его убрали.

— Убили, вы хотите сказать?

— Это сделали другие, не я,

— Кто?

— Я их не знаю.

— Странно. Где совершено убийство?

— Рассказывали, что в горах. Пошли на охоту. Он не вернулся. Мне только передали его документы. И все. Я поехал за него в Магадан.

— Кто нанимал убийц? Кто ваш хозяин все-таки?

— У меня нет хозяина.

—  Значит, вы сами наняли убийц?

Арестованный молчал, потирал руки, прятал глаза.

— Ваше настоящее имя? — неожиданно спросил следователь.

Дымов молчал. Следователь позвонил, сказал конвойному солдату:

— Введите...

В дверях показался Скалов. Как он постарел, сгорбился! Это был волк, которого другие волки выбросили из стаи за ненадобностью. Скалов вошел и ни на кого не посмотрел. Только на Дымова. Только на него. Дымов сидел съежившись. В прозрачных глазах Скалова вспыхнула ненависть, он ехидно улыбнулся.

— И ты попался, китовая пасть нараспашку! — глухим голосом сказал Белый Кин. — Допрыгался все-таки, Джон Никамура. Не успел удрать.

Мы с Зотовым вздрогнули и переглянулись. Так это и есть Джон Никамура, глава шайки, ее вдохновитель и атаман? Вот он какой!

Голова Никамуры опустилась. И вдруг он выпрямился, положил руки на край стола и твердо посмотрел на следователя.

— Да, меня зовут Джон Никамура.

— Ну вот, а вы зачем-то скрывали такое известное имя, — сказал следователь. — Теперь все ясно, и мы начнем говорить как деловые люди... Уведите. — Следователь кивнул на Скалова.

— Да, мое имя Джон Никамура, — повторил арестованный и добавил: — Но я никого не убивал, руки мои чисты. Я только торговал. Я хотел участвовать в освоении этого края, помогать русским, нести сюда цивилизацию, порядок, добывать золото.

— А корабль, потопленный перед началом войны? На нем погибло много людей. Разве их кровь не на ваших руках?

— Ничего не знаю, — торопливо сказал Никамура.

— Это точно?

— Ничего не знаю, — повторил он.

— Тогда мы спросим Винокурова. Он передавал сведения по радио, он служил наводчиком.

Никамура снял руки со стола. Теперь он опять не знал, куда их деть.

— Не надо спрашивать, — тихо сказал он. — Все было именно так.

— Запишем, что все было именно так, — удовлетворенно сказал следователь.

— Я бы хотел сделать перерыв, — попросил Никамура, не глядя на следователя. — Я очень плохо себя чувствую.

— Пожалуйста. Отдохните и, кстати, вспомните некоторые детали своей прошлой деятельности. Вот вам бумага, вопросы, карандаш. Трудитесь, чтобы даром время не терять.

Никамура вышел. Мы положили на стол следователя свои документы, револьвер и начали беседу. Часа через два вышли на улицу и облегченно вздохнули. Все это очень действует на нервы, раздражает. Плохое — оно всегда плохо.

За эти несколько дней я получил возможность изучить материалы следствия, на основании которых удалось написать две последние части нашего романа. Ничто не осталось неясным. История с экспедицией «Союззолота», гибель старателей-одиночек, катастрофа с кораблем, убийство Бортникова, попытка взрыва на пароходе...

Жизнь Джона Никамуры и его подручных была прослежена с того далекого дня, когда он и Белый Кин, молодые, сильные и удачливые в делах люди, впервые высадились в устье реки на Катуйском берегу, и до самых последних событий начала 1943 года. Пусть читатель судит сам, что сделали эти люди для истории и чего они заслужили.