Джоан Уайлдер - Жемчужина Нила

Никогда ранее Джоан не доводилось видеть такого количества изысканных туалетов от знаменитых кутюрье и великолепных драгоценностей. Здесь она поняла, что как нельзя кстати купила себе это платье — ведь на своем вечере она должна быть неотразима. Ее поглотило море шифона, крепдешина и органди всех цветов радуги. По одежде гостей — по мундирам почтенных чиновников и послов, сверкавших и переливавшихся, как драгоценные камни, и новомодным тканям лилово-фиолетовых оттенков, в которые были облачены их дочери (неужели это их дочери?) — Джоан научилась распознавать авторство некоторых дизайнеров. Вот это шелковое, лимонного цвета платье

— от Оскара де ла Ренты, гладкое, черно-белое, ниспадающее — от Валентине, а малиновое с широкими плечами — явно от Нолан Миллер.

Посещение магазинов оказалось для Джоан более поучительным, чем она думала.

Дружески обняв Глорию, Джоан напустила на себя светский вид. Джек обвел взглядом толпу, чувствуя себя явно не в своей тарелке. Здесь были герцоги, лорды и леди, маркиз и махараджа с махарани. Все были разодеты в пух и прах. Джек засунул палец за тугой воротник в надежде ослабить его. Галстук-то он надел, но все присутствующие — в отличие от него — были в смокингах. Он посмотрел на Глорию, которая наблюдала за ним. Было видно, с каким злорадством она следила за его тайными мучениями.

Джек хотел ответить ей злым взглядом, но единственной причиной, которая мирила его с Глорией и со всем происходящим, была Джоан, а для нее этот вечер имел огромное значение.

Он посмотрел на Джоан. Она была ослепительна. Ее атаковали читатели, и она всем улыбалась, надписывала книги и отвечала на вопросы.

Появились официанты с подносами, уставленными бокалами с шампанским. Взяв один из них, Джек сразу же осушил его. Официант, стоявший с бутылкой, вновь наполнил бокал. Внимание Джека привлек седовласый барон, который поднял бокал, призывая к тишине.

— Предлагаю тост за здоровье женщины, которая не перестает наполнять нашу жизнь романтикой и любовью, особенно мою нудную, никчемную жизнь. Пожелаем Джоан Уайлдер написать еще тысячу романов!

Джоан охнула.

— Тысячу… — пробормотала она про себя, надеясь, что до этого дело не дойдет. — Большое спасибо.

Джек поднял бокал и тоже выпил за Джоан. Он гордился ею, хотя давно не говорил ей об этом. Может быть, у Джоан сложилось впечатление, что он не ценит ее творчество? Конечно, она нуждалась в гораздо большей поддержке с его стороны. Подумать только, он прочел всего один ее роман, хотя за это время должен был прочитать все, что она написала. Вместо этого он почти все свободное время уделял «Анджелине» и предавался развлечениям — взять хотя бы этот прием.

«Я обязан загладить свою вину перед ней», — подумал он и направился к Джоан. Неожиданно в комнату ворвалась новая группа людей, которые окружили Джоан. Джеку показалось, что они ее просто поглотили. Умом Джек понимал, что это не та публика, с которой Джоан привыкла иметь дело в Нью-Йорке. По натуре она была замкнутым человеком и, скорее, любила одиночество.

В то же время он чувствовал, что с этими людьми у нее было больше общего, чем у него. Вокруг нее была особая атмосфера. В ней было что-то загадочное: она казалась окутанной тайной, которую ему никогда не разгадать. Такой уж, она уродилась. «Это — порода», — всегда говорила его мать, а Джек только смеялся над ее словами. Теперь ему было не до смеха. Всем сердцем желая стать частью происходящего торжества — ради Джоан, конечно, — он все больше чувствовал себя чужим здесь, отчего становилось скверно на душе. Подошел официант и наполнил его бокал — в очередной раз.

Через час Джоан уже казалось, что ее улыбка стала натянутой и постепенно сползала с лица. По словам Глории, она поздоровалась с более чем тремястами гостями и потому чувствовала себя, как выжатый лимон.

— Ты получила столько комплиментов, дорогая, — обняла ее Глория.

— Ты задала им жару, мой ангел, — пробормотал Джек невнятно.

Джоан присмотрелась — его галстук был перекошен. Она пожалела, что они не успели поесть перед отходом.

Слева от Джоан стоял итальянский виконт, рассказывающий о том, что читает ее книги исключительно во время продолжительных переездов с одной виллы на другую. Его особняки, в количестве шести штук, были разбросаны по всему миру. Справа ее осаждала матрона из Нью-Йорка, которая приехала в Европу на праздник, чтобы навестить свою дочь, маркизу. Джоан понимала, что они ждут, когда их представят Глории и Джеку.

— Это — мой издатель Глория Хори.., а это — Джек Коултон.

— Ах, издатель, очень приятно… — Виконт повернулся к Джеку и пожал ему руку. — А вы — чем вы занимаетесь?

— Завсегдатай казино. — Джеку не понравилось, как итальянец, не отрываясь, смотрел на грудь Джоан. Он устал от этих неискренних людей. Джек засунул руку в карман пиджака, куда положил несколько фишек для рулетки, купленных ранее.

— Пойду отмечусь за столом, — сказал он Джоан.

Не надо портить ей праздник, если он в плохом настроении.

— Джек… — Джоан попыталась удержать его, но было уже поздно. Он вышел из бальной залы и направился в игорные комнаты.

Матрона повернулась к виконту.

— Чем он занимается?

— Думаю, играет в рулетку, — ответил тот напыщенно.

Джоан это задело, ей захотелось глотнуть свежего воздуха. Она поспешно направилась к дверям, ведущим на террасу, прошла мимо скрипача, буфетной стойки, заставленной всякой всячиной, но ей казалось, что двери все время удалялись от нее. Что с ней творилось в эти дни? Между нею и Джеком все изменилось, но почему? Она во всем винила себя. В последнее время она слишком дала волю своим эмоциям, и ей явно не хватало уравновешенности, бросало из одной крайности в другую. Вот почему-то охватила необъяснимая тоска, когда она смотрела на бриллиантовые кольца. Теперь, думая об этом, она решила, что просто подвержена депрессии. И хуже всего было то, что это сказывалось на работе.

Она подбежала к балконному ограждению и вздохнула полной грудью.

С балкона открывался великолепный вид. Огни Монте-Карло представляли собой эффектное зрелище. Почему теперь Джек был не с ней? Ведь он знал, как этот вечер важен для нее. Сколько людей пришли сюда исключительно ради Джоан Уайлдер, так почему же он не хочет быть вежливым и учтивым хотя бы сегодня? Ей одновременно хотелось и расплакаться, и вправить ему мозги.

Следом за Джоан, запыхавшись, на террасу быстрым шагом вышла Глория.

— Не паникуй, Джоан. Он не виноват. Эти сумасшедшие читатели… Я хочу сказать, что любимый писатель Джека — тот, что обычно пишет на упаковках: