Сергей Алексеев - Утоли моя печали

Начальник милиции сидел в своем кабинете и тихонько пиликал на гармошке, самозабвенно склонив голову. Увидев Бурцева, с сожалением сомкнул меха, застегнул ремешки.

– Слушай, прокуратура! Хочешь глянуть, чего мы тут нашли? Вот, смотри сюда!.. – Майор достал из стола патрон от «винтореза». – Какой смешной боеприпас. Сроду не видывал, придумают же… Один мой опер хоть и из дураков сам, но сообразил что к чему.

Оболочка девятимиллиметровой пули откручивалась, как колпачок, под ним оказалось устройство, собранное из тончайших, расположенных радиально пластинок, в центре которых торчала пластмассовая ампула.

Не случайно притащили этого агента из Германии: для стрельбы специальными химическими боеприпасами требовалась особая подготовка. Выстрел производился в открытые участки тела со строго установленного расстояния. Снаряд такого патрона доносил до цели только отравляющее вещество – остальное сгорало в воздухе, – и, попадая на кожу, оно мгновенно всасывалось, не оставляя никаких следов, и некоторое время спустя наступала смерть. Причину ее установить было невозможно даже при самых уникальных исследованиях, поскольку кожные покровы, ткани и стенки сосудов никак не защищали, вещество буквально проваливалось в кровь и воздействовало на центры головного мозга, управляющие сокращением сердечной мышцы.

Просто останавливалось сердце, а яд в крови быстро разлагался на составляющие и ничем не фиксировался.

Гений человеческого разума изобрел самый совершенный способ убийства, выглядевшего карой небесной: жертва ощущала лишь легкий укол, словно мошка укусила…

Это не голландец с охотничьим карабином, сваливший Николая Кузминых, как медведя…

Одно то, что спецслужба пыталась делать свои грязные дела чисто и тайно смерть ее новых жертв никогда бы не посчитали насильственной, – говорило о многом. Например, о том, что не дают размахнуться, как прежде, сковывают действия и что война переходит в какую-то новую, может быть, завершающую стадию.

Или все это потому, что сменилось руководство, а значит, и тактика действий…

– Вот тебе и дурак, – еще раз похвалил майор своего опера. – Сейчас он с прицелом возится, тоже, говорит, интересно, сплошная электроника, целый телевизор…

– Он бы лучше с людьми в районе возился, – проворчал Бурцев. – В патронах разбирается, а под боком террористы пасутся. И никто о них ни сном ни духом.

Щукин покряхтел, сунув руки в карманы брюк, пошатался возле стола.

Бурцев вытащил из-под стола свою сумку, достал баклажку и налил всего один глоток в разовый стаканчик. Майор недовольно покачал головой.

– Ну, прокуратура… У нас так не делается! Если уж наливаешь – всем наливай. А нет – пей тогда втихушку. Тогда и цена тебе будет – тихушник.

– Это не водка, – процедил сквозь зубы Сергей от распирающей боли. – У меня после допроса башка разламывается, в глазах черно…

– А что это, если не водка? – Майор потянул носом.

– Живая вода…

– Чего? Какая живая-то?

– Будто ты не слышал! – Бурцев выпил воду, сел и сжал голову.

Начальник милиции понюхал стаканчик, выжал из него каплю в рот, почмокал.

– И точно, вода… Когда голова трещит, надо водкой похмеляться, а ты… Придумал, живая вода…

– Да я не с похмелья… А воду эту жене везу. Правда, бывшей…

– Голова не может болеть иначе чем с похмелья, – заключил майор. – Любая другая боль от недостатка мозгов. Это вы в своей Москве сошли с ума, вот и болят головы неизвестно отчего.

– У тебя в камере предварительного заключения сидит мертвая душа. И я ее допрашивал.

– Та-а-ак, Гелю с вокзала наслушался, сначала про матку мне балабонил, теперь про мертвые души… Придется его изолировать.

– Только попробуй… Охранять его должен. Он один во всей Стране Дураков видит и чувствует мертвые души.

– Опять не повезло, – зачесался майор. – Чего, нашествие на нас началось? Этих мертвых душ?.. Вот всегда так: приедет к нам человек со стороны, и начинается… Мы живем – ничего! Играем вон, пляшем и живем. Может, водочки примешь? Иной раз так помогает…

– Наливай!

Щедрой рукой майор наполнил граненый стакан с рубчиком, на закуску достал банку с малосольными огурчиками. Бурцев выпил, как воду, не почувствовав ни горечи, ни вкуса. Водка, как горячий укол, пошла по большому и малому кругу кровеносной системы – ударила в голову, в ноги.

– Я думал в Генеральной прокуратуре такие крутые мужики, что у них вообще головы не болят, – сказал Щукин. – А они и у вас болят…

– Ну что, все тихо пока? – спросил Сергей.

– Да как будет тихо, если такое произошло? – лениво зазевал майор. Звонок был из Москвы. Тебя спрашивали.

– И что ты ответил?

– Да сказал, про такого сроду и не слыхал… А ты подумал, я дурак? Нет, я гармонист… Обещал им сообщить, если ты объявишься, телефон оставили. Майор протянул бумажку. – Может, дать команду, чтоб междугородка сломалась? Не то замучают звонками.

– Не надо. Набери-ка мне этот телефончик. Поговорить хочу с Москвой.

Пока майор накручивал диск, Бурцев откинулся головой к стене, прикрыл глаза и ощутил, как хмель медленно выталкивает боль и темноту – будто рассвет начался под черепной коробкой. И он бы наверняка так и заснул сидя, если бы начальник милиции не пихнул его кулаком в плечо.

– Сейчас с Москвой соединят… Что, прошла голова?

– Как будто…

– Что я говорил? От мертвых душ только водка и помогает. А ты – живая вода! Живая вода!..

Похоже, соединили с секретарем, потому что голос был незнакомый.

– Мне нужен Скворчевский, – проговорил Бурцев.

– Его нет и не будет. А кто это? – спросил приятный мужской баритон.

– Специальный прокурор Бурцев. Кто хотел со мной поговорить?

– Моя фамилия Губский, капитан первого ранга. – В трубке послышался товарищеский смешок. – Вы меня, должно быть, помните, однажды я по неосторожности чуть не развязал ядерную войну.

– Это не забывается, – сказал Сергей. – Вы с того света?

– С этого света, с этого… К вам попал мой человек. Я его очень ценю. Нужно его освободить. И дать возможность выполнить то, для чего он приехал.

– Где же мой старый приятель Скворчевский?

– Представляете, генерал так и не научился обращаться с оружием. Случайно застрелился в своем кабинете, когда стал чистить пистолет.

– Да, он за последние годы сдал, – согласился Бурцев. – Но и вы тоже начали с провала… Это плохо для старта.

– Завтра утром я буду у вас, – сообщил каперанг. – И разберусь на месте. Мне нужны толковые люди в Генеральной прокуратуре. Или в Конституционном суде.

– Это можно расценивать как предложение?

– Предложение вам сделано давно, а наши слова обратной силы не имеют. К тому же существует правило преемственности… При условии: вам следует выполнить мою просьбу.