Сергей Карпущенко - Операция «Святой Иероним»

— Володя, — сказала она тихо, — когда у меня все устроится, я хочу... я хочу взять тебя к себе. Ты будешь жить со мной?

Злоба неудержимой волной вскипела в Володе и выплеснулась наружу такими словами:

— С тобой и твоим мужиком, да? С тем, кто тебе серьги эти дрянные подарил?! За серьги продалась и думаешь, я продамся?! А вот и не продамся! Шиш вам! Я с отцом своим жить буду! Не купите!

Володя, последние слова буквально прокричавший, не замечая, как изменилось мамино лицо, не замечая прохожих, неодобрительно смотревших на него, бросился прочь от того человека, которого тринадцать лет любил и которому верил.

Домой он буквально бежал, и его душили рыдания. До квартиры их он донести не смог и расплакался, едва влетел в свой подъезд. Володе было жаль себя, отца, но сильнее всех он жалел свою мать.

Как некстати была эта встреча! Сегодня Володя шел на дело, и ему было необходимо хладнокровие, твердая рука и ледяное сердце. Но в квартиру он вошел таким усталым, таким душевно истерзанным, что тут же лег, сбросив свою шикарную «деловую» куртку на пол в прихожей. Он лежал и смотрел в потолок, и ничего больше не хотелось. Володя своими жестокими словами уже будто сделал то, что собирался устроить при помощи добытых денег: мать была посрамлена, ей было указано на цветущее состояние отца, на то, что он беззаботен и собирается жениться. Чего еще было нужно?

Но с каждой минутой к мальчику возвращалась прежняя убежденность: «Но я же видел, как она взволновалась, когда я про деньги заговорил. А вдруг мама попытается вернуться, а денег-то и не будет по-прежнему? Что ж, окажется, я ее обманул, и ей у нас делать нечего. Нет, так не годится! Деньги нам нужны, много денег! Полтора миллиона! И тогда я верну маму в эту квартиру! Да, верну!»

Володя вскочил с постели и стал собираться, но не спешно, а методично, обдуманно. Он поднял вначале брошенную куртку, повесил на «плечики» и стал снаряжать ее. Перво-наперво он вынул припрятанную в свой диван копию «Иеронима» и уложил картину в большой карман на спине — Володя часто пробовал надевать куртку вместе с полотном, и ему было довольно удобно нести его там, на спине, а Дима утверждал, что со стороны ничего не видно.

Потом мальчик достал инструменты: плоскогубцы, бокорезы, отвертку и нож, а также полиэтиленовый мешок с черной резиночкой — и, укладывая его в один из карманов куртки, усмехнулся. Инструменты вместе с фонариком Володя рассовал по узким карманчикам куртки, имевшим, кроме того, клапаны с пуговицами — чтобы не выпали, когда он будет «нырять» в камин. Оставалось приготовить лишь пару бутербродов с ветчиной, врученной Володе Димой и названной предводителем — провиантским довольствием.

На кухне мальчик пообедал. Холодильник, конечно, не был таким богатым, каким час назад Володя описал его маме. Но щи с мясом и покупные готовые котлеты отец вчера все же приготовил, так что Володя поднялся из-за стола сытым до отвала. Сделал пару бутербродов и раздельно, чтобы не слишком выделялись, рассовал их по разным карманам своей замечательной куртки.

«Я не забыл ли чего-нибудь? — присел Володя прямо в прихожей, мучительно пытаясь сосредоточиться. Перебрав в уме все необходимые ему предметы, он лишь вспомнил: — Да, часы!»

Но часы были надеты на его руке. Оставалось лишь надеть кроссовки, куртку с «инвентарем» и можно выходить...

До этой минуты все было просто, потому что операция, несмотря на тщательную и долгую подготовку, не казалась Володе реальностью, а скорей игрой, опасной, но занимательной. Теперь же, когда требовалось переступить черту, порог, отделяющий его от дома, то есть от прежней честной жизни, снова возникли сомнения в правильности поступка, но, самое главное, в то, что предприятие завершится успешно.

«Ну чего же, чего! Зачем медлю, почему не выхожу?! — металось сознание Володи в объятиях совести и страха. — Боюсь я, что ли?!» И мальчик, задавая себе этот вопрос, тут же понял, что не боязнь попасться или страх перед местью Димы держали его — нет, что-то большее, необъяснимое, нелогичное и даже неумное в сравнении с прежними железными доводами не давали мальчику закрыть дверь своей квартиры. «Да что мне, стыдно, что ли? — криво улыбнулся он. — Чего тут стыдного! Все сейчас тащат, что могут! Общественное — не свое же! Никто не огорчится! Вот будет у нас капитализм, тогда и наступит справедливость! Никто красть не будет, потому что все стыдится станут — ничего общего не останется, а у человека, собственника, совестно красть!»

И успокоенный этим хитрым аргументом, Володя вышел из квартиры, оставив отцу записку, что ночевать-де не придет, потому что одноклассник пригласил его сегодня ночью смотреть программу спутникового телевидения. А еще Володя советовал папе доесть очень вкусную ветчину, что лежит в холодильнике.

До Эрмитажа он доехал на троллейбусе и приехал вовремя. Володе было приказано быть в музее за полчаса до того, как прекращался впуск. Он взял билет и пошел по просторному вестибюлю к Иорданской лестнице, волнуясь перед встречей с билетерами — первым возможным препятствием на его пути. И на самом деле, пожилая седенькая женщина, строгая на вид, так как воплощала в своей важной должности авторитет Эрмитажа, не стала спешить надрывать Володин билет, а, окинув взглядом куртку мальчика, голосом, не терпящим возражений, сказала:

— В верхней одежде нельзя, разденьтесь в гардеробе. Это прямо и вниз.

У Володи тут же задергалось веко и вспотела шея. Нужно было бабке возразить.

— Что вы, — с сильной просьбой в голосе заговорил он, зачем-то низко наклоняясь к сидящей женщине, — это совсем не верхняя одежда.

— А что же, нижняя, по-твоему? — насмешливо вздернула реденькие брови дотошная билетерша, уставшая, должно быть, за день и желавшая отыграть на ком-то свою хандру. — Я будто не знаю, в чем по улице ходят, а в чем идут в музей. Иди-ка разденься, не стой на проходе.

Володя понял, что если его не пустят, то операцию можно считать проваленной. Он наклонился к строгой билетерше еще ниже и яростно зашептал ей почти на ухо:

— А что если у меня под курткой одна майка, рваная майка? А что если мне не то что свитера, а даже рубашки купить не на что?! Считаете, раз у меня родители бедные, так я и в Эрмитаж сходить не могу?! — И у Володи даже очень кстати в носу что-то громко хлюпнуло, точно он всхлипнул, так что пожилая женщина, наверняка имевшая внуков, вскинула на Володю полный жалости взгляд, а мальчик, чувствуя победу, еще добавил:

— Ну, хотите, я сейчас вам покажу, что у меня под курткой? Хотите?! И он было даже с треском расстегнул верхнюю кнопку куртки.