Кальман Миксат - Призрак в Лубло

И король сделал знак губернатору: можешь идти.

Сепешский губернатор понял все и, преклонив колено, удалился за парчовую гардину.

Но не успел он еще спуститься вниз по мраморным ступеням, как его догнал королевский паж:

― Его величество просят вас вернуться.

Король сам вышел ему навстречу к дверям, и, не успел губернатор произнести ни слова, как он увлек его в комнату, за гардину.

― Смотри, не наделай глупостей, Козанович. Отправь бабочку в какой-нибудь монастырь, там привидение ее, возможно, и не найдет... А король, возможно, найдет... ― со смехом добавил он.

Так и случилось. Далеко, прямо у самого королевского трона, родились причины того, что служанка госпожи Касперек, Анна, на которую до сих пор и комар не позарился бы (слишком уж тощая она была для этого), вдруг вошла в моду. Два бравых кавалергарда принялись ухлестывать за нею не на шутку. Вся улица просто диву давалась: и что только они в ней нашли? И конопатая, и кривая, и ходит неуклюже! Ох уж эти глупые солдаты, и куда они подевали свой умишко?!

Но что поделаешь, любовь зла. Ее ничем не объяснишь. И улица примирилась, а у Анчурки с самого начала не было против ухажеров никаких возражений. Она только никак не могла решить: какого из них выбрать. И потому позволяла, чтобы в субботу вечером оба ее поклонника вместе приходили к ней (не дай бог, они еще убьют друг друга). Она впускала их в калиточку, и до полуночи так все вместе они и сидели на скамейке подле ее дверей, слушая, как в соседнем озере всевозможного рода лягушки напевали вечную и единственную песню, переходившую в любовное воркование.

Но как-то раз, в один распрекрасный поэтический вечер, когда Касперек уже много дней кряду не показывался на горизонте, все вдруг сразу как внезапно началось, так и кончилось. Хотя бедные лягушки пели все так же красиво.

Ах, изменники! Хорошо про это сказала крестная Анки: «Не верь, дочка, солдатам, пуговицы у них чистые, а душонки грязные». Словом, получилось так, что однажды остановился перед воротами Касперекова дома легонький экипаж, запряженный четырьмя фыркающими рысаками. На козлах ― кучер, немой Андраш Бобрик из Обгарта. Потому что им немой нужен был, а таким оказался один-единственный кучер на всю округу. Слез он с козел, постучал в ворота.

Ну, по этому его сигналу кавалергарды схватили Анку, втолкнули ее в дровяной сарай, а затем вбежали в комнату пади Касперек и хотели ее как была, в одной юбчонке (как раз она начала раздеваться ко сну), усадить в карету.

Бедная перепуганная женщина и не сопротивлялась, знала: бессильна она что-либо сделать, видно, это приказ свыше, и просила только разрешить ей надеть приличное платье да сказать хоть, куда повезут?

Солдаты пожимали плечами:

― Нам то неизвестно.

У женщины слезы на глаза навернулись, но все же она сама твердым шагом вышла, сама села в карету. Знать, так все и должно было случиться.

Только, уже сидя в карете, вспомнила она еще о чем-то:

― Разрешите мне вернуться в дом на минутку. Забыла я еще кое-что.

Солдаты заколебались, но уж, видно, такой жалобный был у нее голос, что невозможно было ей отказать. Пани Касперек проворно вернулась в дом и тот же час возвратилась назад с сумкой в синюю полоску через плечо. Что там могло быть в этой сумке? Пирожки на дорогу ― едва ли!

Но все было так умело проделано, что никто ничего и не заметил. Вся улица спала, редко в каком доме мигала лампадка, даже собаки не тявкали. Заседланные лошади кавалергардов были привязаны к карете. Отвязав коней, солдаты прыгнули в седло. Кучер Андраш тем временем ударил по лошадям, и они помчались будто вихрь ― бог весть куда. Никто и не видел, разве что звезды с неба. Два солдата поскакали верхом рядом с каретой.

Выехав из города, пани Касперек обратилась к кучеру ― всего несколько ничего не значащих слов. Но тот обернулся и засмеялся. И пани Касперек услышала невнятный голос глухонемого. Все-все объяснил ей этот голос, чего она до сей минуты еще и не знала: сейчас ее увезут отсюда так далеко, где ее никто на свете не отыщет.

Мария отерла слезы. Теперь она знала и другое: смерть ей не грозит, только увезут ее в такое место, где невозможно будет найти. И она улыбнулась: «О, бедные сенаторы города Лубло! Вы можете воевать только с дьяволом. А о том вы и не подумали, что в игре-то участвует еще и женщина!»

Возле первой же деревни пани Касперек сунула маленькую ручку в свою полосатую дорожную суму, вытащила из нее три золотых и через щелку в дырявом кузове кареты по одному обронила золотые, одну монетку ― при въезде в село, другую ― в самой середине, третью ― при выезде из села. Долго они так ехали, может быть, и через двадцать сел. И много раз приходилось вдовушке Касперек запускать ручку в дорожную суму... Иногда в горести она и пять монет кряду бросала на дорогу. Наконец поздно ночью они прибыли в один городок, где и всадники и экипаж остановились перед большим каменным зданием. Перед домом стоял часовой.

― Все готово? ― спросил один верховой солдат.

Немного погодя лошадей перепрягли и в сопровождении новых всадников карета покатила дальше. Новая стража уже не только не знала, куда везут Марию, но и откуда. Только немой кучер остался прежний. В его голове запечатлелась вся дорога, он все знает да только никому не сможет рассказать об этом.

Пылила дорога, мчалась четверка коней, иногда в темноте вспыхивал какой-то огонек. Может быть, это искра вылетала из-под копыт, а может быть, золото снова падало в пыль дороги...

Пшеничные зернышки, пшено, крошки хлеба, брошенные на дорогу, как это говорилось в старинных сказках, поедали птички. Золотые денежки госпожи Касперек тоже найдут, люди подберут, подберут, но не съедят. И она бросала, бросала... Эх, только бы хватило ей денежек на всю дорогу! Черные тучи мчались по небосводу с востока на запад. И темь на земле стояла такая, словно в бараньем роге[15]. И не разглядишь, где они едут-то: ни деревень, ни колоколен, ни рек. Можешь только запахи ощущать. Запахло елью, значит, через лес едем, пахнет можжевельником, значит, лесная вырубка, сеном пахло ― когда проезжали луга. Если горланили петухи и лаяли собаки, значит, село.

На рассвете у подножья большой, лысой, скалистой горы госпожу Касперек ожидал новый экипаж с новой упряжкой лошадей и теперь уже и новым кучером. Немой кучер мог возвратиться назад. И до того места, куда он привез пани Касперек, он мог бы довезти однажды и другого кого-нибудь. Но всего знать и ему было не положено...