Николай Панов - Орлы капитана Людова

— Не сочтите за труд пригласить сюда товарища Ракитину.

— Какой там труд! Она помедлила у двери.

— А у Тихона Матвеевича все от одиночества. Он человек молодой, ему женское общество нужно.

Она выпорхнула из каюты.

С того времени, как мичман в последний раз видел майора, резко очерченное лицо Людова стало будто еще суше и морщинистей, глубже ввалились глаза под круглыми стеклами очков.

Из внутреннего кармана кителя майор вынул бумажник, из бумажника — отливающий лаковой поверхностью небольшой фотоснимок, положил на край стола.

Агеев взглянул почти машинально, и вдруг изумление вспыхнуло на его лице, расширились, потемнели зрачки пристальных светлых глаз.

Он наклонился к столу. С фотокарточки смотрели на него двое: очень молодая, счастливо улыбающаяся Таня в костюме военной медицинской сестры и рядом с ней убитый в комнате Шубиной незнакомец.

Да, это был, несомненно, человек, найденный мертвым в комнате Шубиной. С самодовольной, широкой улыбкой он полуобнимал Таню, склонив к ее курчавым волосам голову в высокой фуражке…

Раздался робкий стук в дверь.

— Войдите, — сказал Андросов.

— Звали меня, товарищ капитан третьего ранга? — своим чистым, отдавшимся в сердце мичмана голосом спросила Таня.

— Да, прошу присесть… Товарищ майор хочет задать вам несколько вопросов.

Людов встал, горячо пожал Ракитиной руку.

— Здравствуйте, товарищ майор, — сказала Таня. Увидев Агеева, она растерянно улыбнулась, села на край диванчика. Выпрямившись, сложив руки на коленях, не сводила с Людова глаз.

Майор несколько мгновений молчал. Потом взял со стола, протянул Ракитиной фотокарточку.

— Вам известен этот снимок, Татьяна Петровна?

Она подалась вперед, взглянула — и откинулась, словно от удара. Глубочайшее изумление и страх были на ее помертвевшем лице.

— Да ведь я его… Своими руками…

— Вы своими руками порвали его, и вот он снова перед вами? — мягко сказал Людов. Она кивнула, не отводя от фотокарточки глаз. — Вы порвали точно такую карточку в комнате Шубиной, думая, что навсегда расправились с прошлым, а мы нашли этот снимок в кармане диверсанта, задержанного при переходе границы, имевшего среди прочих заданий задание продолжать шантажировать вас…

— Вы сфотографировались в госпитале? — спросил, помолчав, майор.

— Да, когда прощались, когда Кобчиков мне кольцо подарил. Мы по фотокарточке взяли. Я свою всегда носила с собой.

— А он, вероятно, не отнесся так бережно к своему экземпляру, — сказал Людов. — Хотя, очевидно, сохранял его на всякий случай где-то за рубежом.

Майор положил фотокарточку на стол.

— Но резидент, подобравший в комнате Шубиной обрывки вашего снимка, сразу, как вы помните, использовал их, чтобы начать шантажировать вас. А потом успел до своего ареста не только продать Тихону Матвеевичу ту оригинальную пластинку, но и позаботиться о снимке.

Майор помолчал.

— Он переправил своим зарубежным хозяевам клочки этого фотодокумента, на котором вы фигурируете рядом с агентом иностранной разведки. Он рассчитал, что, если вы не погибнете во время пожара, вас смогут вновь и вновь запугивать памятью об убитом.

Андросов передвинулся в кресле. Агеев сидел, стиснув пальцы, чувствуя страшную тяжесть в сердце.

— Установлено непреложно, — с силой сказал Людов, — что человек, найденный убитым в комнате Шубиной, известный вам под именем Кобчикова, был матерым шпионом и диверсантом… А убил шпиона его сообщник, бывший офицер гитлеровского гестапо фон Клейст.

Он расстегнул полевую сумку, вынул из нее несколько написанных на машинке страниц.

— Сейчас, когда следствие по этому делу закончено и преступники обезврежены, уже может быть предан огласке ряд характерных моментов… К счастью, тот факт, что убийство в комнате Шубиной связано с иностранной разведкой, был сразу же установлен нами… Скажите, Татьяна Петровна, в заграничных портах не пытались вступить в контакт с вами какие-либо типы?

— В Гетеборге я не увольнялась на берег. В Бергене на пристани какой-то мигал мне, манил к нему спуститься.

— Он, конечно, получил задание связаться с вами, узнал вас по одной из копий этого снимка. Субъекты вроде мнимого Кобчикова и после смерти не разжимают когтей. В Заполярье вас тоже должен был встретить некий незнакомец со снимком, но, как я уже доложил, ему пришлось против воли передать эту фотокарточку нам.

Таня сидела будто не дыша. Мичман угрюмо рассматривал свои сплетенные на коленях пальцы.

— Вот, собственно, и все, из-за чего я позволил себе потревожить вас, Татьяна Петровна, — сказал, помолчав, Людов. Он снял, стал не спеша протирать очки. Очень добрыми показались Андросову его серо-голубые, окруженное множеством морщинок глаза.

Полная тишина стояла в каюте. Агеев взглянул на Таню, увидел, что побелели даже ее губы. У Тани был вид человека, лишающегося чувств.

— Значит, закончено следствие об убийстве? — спросил Андросов.

— Да, следствие закончено… — Майор надел очки, его взгляд сразу отдалился. — Теперь могу сообщить вам, товарищи, что убийство мнимого Кобчикова оказалось лишь первым звеном в цепи последовавших, значительно более важных событий. Диверсанты готовили удар не только по доку — они пытались взорвать новую гидростанцию Электрогорска. Вражеская разведка разработала своеобразный тактический план. Чтобы локализовать наше внимание, отвлечь его от главного объекта диверсии, они навязывали нам мысль, что единственная цель их диверсионных замыслов — док. Но взрыв дока должен был быть лишь сигналом к выброске на берег подрывной группы против Электрогорска.

Людов неожиданно улыбнулся.

— Мы дали этот сигнал: имитацией взрыва — известной вам ночной пожарно-аварийной тревогой на доке. И тут трудно переоценить ту помощь, которую оказала нам Татьяна Петровна.

Губы Ракитиной дрогнули, она сидела, не поднимая глаз.

— Она сама пришла к нам сразу после убийства, откровенно сообщила мне все, что пережила в комнате Шубиной. Несмотря на тяжелое нервное потрясение, она согласилась выполнить ответственное поручение. Правда, продумывая ее показания, еще нелегко было догадаться, что произошло в комнате Шубиной перед приходом милиции. Нельзя не отметить, что немаловажную роль в наших логических выводах сыграли наблюдения мичмана Агеева на месте преступления. Я имею в виду слегка покривленное зеркало и сдвинутую с места мебель…

Итак, логически рассуждая, мы пришли к выводу, что бывший в комнате Шубиной резидент не упустит возможности попытаться завербовать Ракитину с помощью найденных им кольца и обрывков снимка… Татьяна Петровна нашла в себе душевные силы на должном уровне провести разговор с шантажистом. Она притворилась, что согласна снести на док бомбу-книгу, врученную ей резидентом. Она действовала так смело и умно, что врагу даже не пришла в голову мысль, что мы своевременно обезоружили эту адскую машину перед тем, как Татьяна Петровна ступила в ту ночь на палубу дока.