Евгений Кораблев - Четверо и Крак

Было уже за полдень, когда Федька, шедший впереди, остановился. Крак опять носился с неистовым карканьем. То улетал, то вновь возвращался, но, видимо, не боялся, а просто был чем-то взволнован.

Ребята снова сгрудились, но едва сделали несколько десятков шагов, стали, как вкопанные.

Странные человеческие следы привели их на полянку и там кончилась. Зато там под гигантской мохнатой лиственницей, виднелась ветхая охотничья избушка – «станок» по-уральски. Следы шли к ней. Но за ночь их на поляне почти замело снегом. Очевидно, со вчерашнего утра человек со странной походкой в свою избушку не возвращался.

Крак помнил человеческое строение по скитской стайке и не боялся жилья, но из осторожности поместился на самой макушке старой лиственницы и оттуда с видом следопыта наклонял голову то налево, то направо, внимательно разглядывая, что это за штука.

Ребята по следам подошли к жилью.

– Войдем, – оказал Андрей.

Дверь была не заперта.

В убогом закопченном жилище никого не оказалось. Но, несомненно, человек ушел отсюда только несколько дней назад. Очаг был холоден. На лавке лежали разостланные две медвежьи шкуры, служившие постелью. В углу также было сложено много беличьих, волчьих и лисьих мехов. Лежали рога лося.

– Да тут порядочное богатство, – оценил Андрей меха. – Видно, хороший охотник.

Больше никаких следов таинственный жилец не оставил. Только над очагом висел охотничий задымленный котелок.

В ожидании хозяина ребята развели огонь. Дым нестерпимо ел глаза. Стены избушки были черны от копоти.

Ребята отдохнули, немного согрелись, напились кипятку, закусили, а хозяин все не являлся.

– Надо его поискать, – предложил Тошка.

Сначала ребята запротестовали. Никто не хотел уходить от тепла. Но когда Тошка привел соображение, что скоро совсем стемнеет и не станет видно следов, а за ночь их совсем заметет, и тогда человека и подавно не отыскать – решили идти.

Уже стояли сумерки, когда ребята вышли в лес. Крак тоже снялся с ними, но становилось так темно, что он вернулся обратно.

Они прошли по следам не более версты, как раздался унылый волчий вой. Ему ответил другой. Потом еще и еще.

Это был отвратительный концерт, заставивший ребят содрогнуться.

Очевидно, стая расположилась где-нибудь поблизости.

– Не вернуться ли? – тихо спросил Федька. – Их, вероятно, много.

С минуту ребята колебались.

– А если он в опасности? – спросил Тошка, взывая этим к их комсомольскому мужеству.

– Очень вероятно, – первый признал Андрей. – Ребята, идем еще немного.

Левый след человека – нормальный, а правый – необыкновенно широкий, полузанесенные снегом, вели далеко в глубь леса и как раз в направлении волков.

Через несколько минут быстрой ходьбы вой раздался вдруг совсем близко. Ребята замерли.

– Тш!.. Если они не уходят, нас они, конечно, уже почуяли, – значит, у них здесь добыча.

Ребята стали подкрадываться.

Федька первый заметил волков. Их было на поляне десятка полтора. Они то сидели, то перебегали около большой сосны.

– Так и есть. Он должен быть на дереве, – прошептал Андрей.

– Если он там сидит со вчерашнего утра, то я ему не завидую, – ответил шепотом Федька.

– Если только не замерз.

– Да. Надо торопиться. Чтобы и это время проси деть, надо быть исключительно крепким человеком.

В минуту сговорились, как действовать. Они взобрались невысоко на ближайшие деревья, так, чтобы удобно целить в волков, выбрали каждый себе по жертве и дали залп.

Трое волков с воем покатились по снегу. Остальные набросились на них и принялись рвать. Началась невообразимая свалка и визг.

– Пусть он знает, что помощь близка.

– Осталась дюжина. Давайте еще раз.

Грянул еще залп. Потом еще.

Снова четверо волков стали жертвами.

После третьего залпа остальные, раненые и здоровые, скрылись, оставив на поляне несколько наполовину изгрызенных трупов.

Ребята спустились и подошли к полянке. Но с дерева никто не отозвался.

– Может быть, там никого и не было, – высказал сомнение Андрей.

Снег под деревом был утоптан волками и залит их свежей кровью.

Сумерки уже спустились. Трудно было различить, находился ли кто на ветвях. Ребята окликнули раз, другой.

Никто не отозвался.

– Да он замерз, – подумал вслух Гришук. – Давайте, я слазаю.

– Валяй.

Гришук оставил на снегу ружье, взял на всякий случай за голенище нож и начал карабкаться. Скоро он скрылся в темных ветвях.

Ребята, затаив дыхание, ждали внизу.

– Ко мне! – вдруг глухо донеслось сверху.

Андрей и Федька дрожащими руками схватились за нижние сучья.

– Сюда! Сюда! – снова донесся с самой вершины призыв Гришука. – Он здесь!

– Жив? – крикнул, карабкаясь, Андрей.

– Чуть жив, – едва слышно ответил Гришук. – Со всем окоченел! Помогите.

Через четверть часа мучительных усилий ребята спускались с ношей.

– Готовься! – крикнули они сверху караулившему внизу Тошке.

– Есть! – ответил он, глядя вверх.

Гришук и Федька бережно спускали по ветвям какое-то маленькое существо, одетое в тулуп. Ноги и голова его были укутаны в беличьи шкурки.

– Это старик! – кричал Андрей, спускаясь за ними вслед. – И замерз, и глух, как пень. То-то он и выстрелов наших не слышал.

Тошка принял незнакомца и положил его на снег. Седая борода и белые волосы, видимо, несколько лет не стриженные, смешивались с беличьими шкурками – шапками, мешали разглядеть лицо. Судя по волосам, несомненно, это был глубокий старик.

Андрей, тяжело дыша, чиркнул спичку и закурил.

Старик повернулся к огоньку. Беличья шапка свалилась. Тошка наклонился и при свете спички увидел вдруг у старика знакомый нарост на левой скуле. И попятился.

– Никак... дед? – воскликнул он, не веря себе.

Это был, действительно, Евстафий Хорьков, пропавший без вести более двух лет назад. Но как он страшно изменился! Охромел так, что едва мог ходить, и оглох.

Рассказ старика, два года прожившего на этом острове вдали от людей, занял долгий октябрьский вечер.

Весело пылал огонь в избушке, наполняя ее едким дымом. Ребята растянулись на шкурах около котелка, грызли вяленое мясо и под угрюмый шум лесной метели и вой ветра слушали нескладно рассказываемую, но захватывающую повесть знаменитого золотоискателя.

В это последнее путешествие старику, – как он говорил, – «не пофартило», он «маненько» ошибся в каком-то «Чистом покосе», сбился с правильного пути и очутился в этих болотах. Проплутав тут с неделю, съедаемый гнусом, растеряв весь багаж, насилу выбрался на этот остров.