Ульмас Умарбеков - Приключения 1972—1973

— Это-то еще что! Как со старшими разговариваешь, хам! Распустились, мерзота, быдло.

Расчет был верен. Холуйская душа, которая привыкла измываться над беззащитными и трепетать перед сильными, знатными, дрогнула. Долгий сообразил, что позволил себе слишком многое. Вдруг Демьянко оттуда, из Мюнхена?! Пристрелишь его здесь, а там тебя… Бандит не терял надежды добраться до западной зоны оккупации Германии.

Секунду продолжалось напряженное молчание. У Богданны онемели ноги.

Долгий опустил автомат.

— Слава Украине! — спокойно, будто ничего не случилось, сказал Демьянко и жестом пригласил Богданну выйти.

— Героям слава! — вслед ответил Долгий.

Спустились с крыльца. Пес не поднял даже головы, только покосился в их сторону. Стецко сидел на завалинке — отсюда он видел подходы к «зачепной хате» со стороны деревни.

Демьянко попрощался с ним небрежным кивком. Богданна сказала: «До свидания» и, сказав, сообразила, как нелепо звучат сейчас эти слова.

— Идите спокойно, не торопитесь, не оглядывайтесь, — вполголоса проговорил Демьянко. — Бояться не надо.

Богданна догадалась, почему он держится сзади, а не рядом — защищает ее собою от выстрела в спину. У девушки забилось сердце. На душе сделалось радостно и тепло, как никогда в жизни. Богданна заметила, что, пока сидели в хате, пасмурный день превратился в яркий, солнечный, услышала приветливый шум леса, увидела облака, которые неторопливо плыли в синем небе.

Опушка все ближе, ближе, ближе.

Сзади тишина.

Тропинка. Петляет в зарослях орешника, уходит в зеленую глушь.

Демьянко посмотрел через плечо. Хата еле видна. Погони нет.

— Фу, вот и все, выбрались! — вздохнул, как бы сбросив с плеч тяжелую ношу, и добродушно рассмеялся.

Постояв немного в нерешительности, заплакала. Старалась сдержать слезы и не могла.

— Что вы, Богданна, не надо, не надо, — растерянно сказал Демьянко, взяв руки девушки в свои.

Богданна подняла голову, посмотрела на него. Круглые глаза с темными бровями блестели от слез. Слезы сразу высохли, взгляд сделался густым, глубоким, губы раскрылись. И Демьянко поцеловал — губы, щеки, глаза. Девушка не отвечала на поцелуи, только крепче прижалась к нему.

Сколько времени прошло, не знали ни он, ни она. Богданна опомнилась первой, ласково отстранилась, спрятала лицо у него на груди.

Он погладил ее легкие волосы.

Богданна сказала:

— Нас ждет… этот.

Когда напомнила о Торкуне, Демьянко чуть не вскрикнул от внутренней боли.

Смысл случившегося стал беспощадно ясен.

Ростислав делал опасное и ответственное дело. Готов был встретить любое препятствие, пройти любое испытание — так он говорил себе. Вот испытание и пришло. Совсем иное, чем ожидалось. Он полюбил преступницу, врага своей Родины.

Он не знал прошлого Богданны, не знал степени вины ее перед законом. Эта девушка была врагом его. Нет оснований отличать Богданну от Иванько, Павлюка, Долгого… И все же не может он не отличать. Не может относиться к ней как к ним!

Ростислав думал об этом, ощущая теплоту ее дыхания на своей груди. А что она думает о нем? Для нее он сообщник-националист. Обман стоит между ними, никогда не сменится обман любовью — искренней, чистой, о которой мечтал Ростислав, мечтает каждый настоящий мужчина. Кривить душой, любить без любви он не мог.

— Пойдем, — тихо сказал Ростислав.

Голос его удивил Богданну. Она почувствовала странные, отчужденные нотки. Подумала, что ошиблась. Радость любви переполняла ее, делала ясным и ласковым все вокруг: и лес, и облака, и ручеек на пути, и пичугу, которая смотрела с ветки блестящим глазком.

Звонкое чувство мгновенно исчезло, когда вышли на шоссе и Богданна увидела облупившийся «мерседес». Действительность снова вступила в свои права — действительность подполья, заговоров, бандитских тайн, к которым стала причастна Богданна. «Я люблю его, а кто он? — с тоской подумала девушка. — Может, как Долгий, людей убивал!»

По телу прошла нервная дрожь. «Нет, нет!» — хотелось крикнуть всей грудью. А холодный рассудок спросил: откуда ты знаешь, что нет? Цыкнув на Долгого, он назвал себя «старшим». Такой же, как Долгий, только чином повыше. А кто дал чин? Гитлеровцы. За что? За что отличали у фашистов?!

На вопросы эти побоялась себе ответить.

Молча сели в машину. Молча ехали, еще более далекие друг от друга.

Молчали. Каждый думал о своем.

«Что делать?» — спрашивал себя Демьянко. Ответ был один, только один: преодолеть любовь! Отнестись, к Богданне, как она заслуживает, — с ненавистью. Этого требует долг. Богданна — преступница, которую он, Ростислав, обязан передать в руки суда.

Дорога была плохая, немощеная, машину отчаянно встряхивало на ухабах, она скрипела всеми суставами, крякала, чихал мотор. Демьянко не замечал страданий «мерседеса». Сидел, уставившись в одну точку прямо перед собой, рассматривал пятнышко грязи на лобовом стекле. Думал о сложности человеческих судеб, о будущем Богданны — невеселом будущем человека, который поднял руку на свой народ.

Въехали в пригородную рощу. Богданна глянула на Демьянко, и лицо спутника показалось ей постаревшим. Вспоминая потом эту поездку, Демьянко говорил, что она оказалась тяжелее фронта, тяжелее лихорадочных госпитальных недель.

— Сейчас город, — негромко напомнила Богданна.

Демьянко тряхнул головой, отгоняя ненужные мысли. Ответил:

— Сойдем, минуем контрольный пункт.

— Почему? — она опять забыла о необходимости таиться, прятаться.

— У меня ненадежные документы, у нас обоих в карманах взрывчатка.

— Да, да, конечно, — грустно сказала девушка.

Отправились тем же путем, которым Демьянко уходил из города: через рощу, поле. Никто не обратил на них внимания — что может быть естественнее, чем парочка, которая возвращалась после загородной прогулки в воскресный день.

Быстро опускались сумерки. Демьянко взял Богданну под руку — держаться холодно, отчужденно нельзя. А заставить себя болтать о пустяках не мог. Чувствовал нежную теплоту девичьего плеча, подлаживал свои размашистые шаги под ее пружинящую походку, и это доставляло неизъяснимо приятное ощущение. Забыть бы обо всем, идти рядом с Богданной бесконечно…