Ростислав Самбук - Чемодан пана Воробкевича. Мост. Фальшивый талисман

— Как был одет Воробкевич и были ли у него вещи?

Подумал: Воробкевич не такой дурак, чтобы открывать этому пройдохе тайну чемодана, и, если не оставил его здесь, Кутковцу нет смысла лгать.

— Он носил черное драповое пальто и гранатовую шляпу. На нем был шикарный костюм из довоенного материала, серого, в клетку. Привез с собой чемодан и саквояж. Красивый чемодан, желтый, крокодиловой кожи.

— Ничего у вас не оставлял?

Неожиданно вмешалась жена. Затараторила:

— Я бы ни за что на свете не разрешила… Квартира маленькая, мы честные люди, зачем нам чужие вещи? Может, еще краденые… Я сразу подумала — чемодан краденый… Поставил его в угол и ни разу не заглянул…

— Помолчи, — перебил ее муж, — товарищу начальнику нечего слушать глупую женщину…

Сливинский потерял интерес к этому человеку — убедился, что Воробкевич не мог оставить чемодан здесь. Лично он тоже бы не оставил — старый пройдоха обязательно докопался бы до долларов. Этому палец в рот не клади — откусит…

И все же следовало доиграть комедию до конца. Заглянул в соседнюю комнату, где хозяйничал Хмелевец, подфутболил подушку с пола.

— Тут — ничего, — со злобой выдохнул Хмелевец, — вот только, — ткнул на кучу шерстяных кофточек, свитеров, новенького белья. — Мелкие спекулянты, черт бы их побрал…

— Бог с ними, надо осмотреться в первой комнате, займись ты, а я загляну в переднюю.

Они быстро закончили обыск, так ничего и не найдя. Сливинский снова сел за стол, побарабанил по нему пальцами, как бы размышляя.

— Значит, так, — сказал он, насупившись, — на первый раз прощаем вас. Арестовывать не будем, но из города вам пока выезжать нельзя. Через несколько дней вызовем для официальных показаний. Подумайте и вспомните все, что говорил Воробкевич. Понятно?

Кутковец сидел раскрыв рот — не верил. Жена заплакала.

— Бог свидетель, пан–товарищ, — застрекотала она радостно, — мы ничего плохого не делали…

— О том, что мы тут были, никому ни слова, — предостерегающе поднял вверх палец Сливинский.

«Переиграл», — подумал Дмитро. Но в конце концов, это уже не имело значения. Надо было спешить: напрасно потеряли час, а должны побывать еще по двум адресам.

Пан Модест оказался предусмотрительным. Не сразу пошел к машине и задержал Хмелевца.

— Посмотри там, парень, — послал вперед Дмитра.

«Боится, — понял Заставный. Правда, если бы возле «олимпии» устроили засаду, попал бы в нее один Дмитро. — Пожертвовали мною!» Эта мысль больно уколола юношу, и он впервые плохо подумал о Сливинском. И все же пошел. Не таясь, кичась этим, как бы подчеркивая свое, презрение к тем, что прятались у ворот за углом. Показалось: за машиной тени. Замедлил шаги, но только на мгновение, все равно было бы уже поздно. Когда убедился, что никого нет, вздохнул свободно и долго усаживался в кресле.

Пока разворачивался, подбежали Сливинский и Хмелевец. Залезли на задние сиденья, молчали, пока не отъехали от дома. Потом пан Модест самоуверенно сказал:

— Ну как мы его, а! Наложил в штаны, прошу извинить. Но ведь, если бы чемодан оставался у него, эта свинья никогда бы не сказала о нем ни слова.

Хмелевец что–то промычал в ответ, а Дмитро обиженно молчал. Ехали по темным переулкам. Только раз пришлось выскочить на центральную магистраль, но Заставный сразу же свернул на боковую улочку, избрав значительно более длинный, но зато безопасный путь.

У Валявских был небольшой полукрестьянский домик в три комнаты, затерявшийся среди фруктовых деревьев. Это вполне устраивало Сливинского — подальше от чужих глаз, как, наверное, устраивало когда–то и Воробкевича: в большую коммунальную квартиру он бы не сунулся.

Калитка не поддалась, но Дмитро перелез через забор и отодвинул простой железный засов. Обошел собачью конуру, пса не было, или крепко спал — не лаял. Постучали. Долго не отвечали, пока Хмелевец не спустился с крыльца и не забарабанил в окно. За занавеской мелькнуло лицо.

— Выйдите, — крикнул Хмелевец, — есть дело, мы из милиции!

Женщина смотрела нерешительно и поверила, лишь увидев Дмитра в военной форме. Открыла, включив свет в передней.

Ввалились, оттерли хозяйку к стене.

— Гражданка Валявская? — грозно спросил Сливинский, измерив ее взглядом с ног до головы. Ничего, под сорок уже, но сохранилась хорошо. Фигура не расплылась, и лицо еще не подурнело. Правда, морщинки у глаз, но у кого в сорок нет морщин?

— Да, я Нина Петровна Валявская! — ответила она с достоинством. — Но какое вы имеете право вот так врываться ночью в частный дом.

— Поговори тут! — с присвистом выдохнул Хмелевец. — Она еще прав хочет! Умела напакостить, умей и отвечать!

— Пройдемте, — охладил его Сливинский, — у нас есть ордер на обыск дома.

Первая комната служила гостиной: красиво, но несколько старомодно меблированная, с большим вытертым ковром на полу.

— Прошу предъявить ордер на обыск и документы… — протянула руку Валявская.

— Грамотная! — скривился Хмелевец и помахал перед носом женщины красной книжечкой, не раскрывая ее.

Сливинский положил на стол ордер и дал посмотреть удостоверение.

— Ну что ж, — сразу как–то съежилась женщина, — делайте свое дело… А понятые?

— Обойдетесь… Кто еще в доме? — Сливинский подошел к двери, ведущей в другую комнату.

— Только я и дочь. Она в спальне. — Валявская кивнула на другую дверь.

— Разбудите…

Женщина пошла в спальню, пан Модест — за ней.

— Девушка спит и не одета, — попробовала протестовать Валявская, но Сливинский оборвал ее:

— Мы тут не будем разводить китайских церемоний. Поднимите дочь, но разговаривать с ней запрещаю. Я не буду смотреть…

Девушка сама вышла в гостиную. Мать в молодости была хороша, а эта — просто красавица. Большие темные глаза, прямой точеный нос, нежный овал щек. А скромное платье натягивалось на такой высокой и красивой груди, что пану Модесту на мгновение захотелось бросить все к черту… Обуздал себя, пригласил мать и дочь сесть, начал учтиво:

— Нам известно, что у вас несколько дней прятался товарищ вашего покойного мужа, бывший преподаватель гимназии Северин Воробкевич. Не так ли?

— Так, — подтвердила женщина, — но почему же прятался? В гостиницах трудно с местами, и вполне естественно, что он остановился у нас. Правда, просил не афишировать его пребывание в городе, потому что разошелся с женой и не хотел, чтобы она узнала.

— И вы ему поверили? — нагло рассмеялся Сливинский. — Конечно, вы не знали, что Воробкевич — известный бандеровец, бандит, и Советы давно уже разыскивают его?