Томас Майн Рид - Обессилевшая рука. Рассказ о мести в лесной глуши

Пробило одиннадцать – Пьер слышал бой часов в доме; последовало долгое ожидание, которое показалось целым днем, хотя продолжалось меньше часа. По-прежнему ни следа девушки и вообще ничего живого за пределами дома Джерри Рука.

Пьеру виден порог и одно окно рядом с ним. Окно освещено свечой или лампой; свет его едва заметен в ярком блеске лунных лучей.

Именно на это окно пристально смотрел молодой человек, пытаясь угадать, кто занимает освещенную комнату. Вначале он решил, что это Лена; но время проходило, девушка не показывалась, и Пьер подумал, что там сидит ее отец.

Он не знал внутреннего устройства дома. Но если освещено окно кухни, скорее всего старый охотник там, сидит в большом кресле и курит трубку – Пьер знал, что в прошлом у него была такая привычка. Больше того, он так может часами сидеть и по утрам – и это он делал в былые дни.

Воспоминания заставили Пьера встревожиться, тем более что время шло, а той, кого он ждет, все не было.

Он уже начинал отчаиваться, когда свет погас; окно в лунном свете стало черным.

– Значит это была она, – прошептал Пьер. – Дожидалась, пока все не уснут. Скоро придет.

Теперь он смотрел не на окно, а на крыльцо, ожидая появления девушки.

Она действительно появилась, но после нового большого промежутка – еще одного испытания терпения влюбленного. Однако прежде чем это терпение кончилось, в темной двери показались очертания фигур – сама дверь раскрылась бесшумно, и вскоре луна осветила женское платье.

Белый платок, укутавший голову, помешал бы Пьеру Робиду узнать ее. Но в этом не было необходимости. Направление, по которому двинулась фигура, сойдя с крыльца, подсказало, что это та, кого он ждет.

Она подошла, но шла осторожно, со страхом. Держалась в тени изгороди, поближе к ней. Время от времени останавливалась, оглядывалась и прислушивалась. Очевидно, то, чего она опасалась, не снаружи, а в доме. Какая-то серьезная причина заставила ее опоздать.

Пьер внимательно наблюдал за ней, сердце его нетерпеливо билось, пока он не ощутил биение ее сердца.

Снова они обнялись, прижались грудь к груди!

Почему она так поздно? Что ее задержало?

Вопросы были заданы без укоризны; молодой человек со страхом ждал ответа.

Как Пьер и подозревал, Джерри Рук засиделся допоздна; и, как полагала девушка, он что-то заподозрил. Освещена была его комната; и он погасил свечу. Лена подождала, пока не прошло достаточно времени, чтобы он крепко уснул. Вчера и сегодня были для нее ужасными днями. Отец очень сердился на нее по нескольким причинам. Он узнал, что здесь был Пьер. Устроил ей перекрестный допрос и заставил признаться. После того как отец увидел его следы и застреленную змею, отпираться не было смысла; к тому же одна из негритянок слышала голоса: ее и мужской – в саду. Оттого, что она попыталась все скрыть, было еще хуже. Конечно, она не сказала, кто был с ней – незнакомец, которого она никогда не видела раньше.

– О Пьер! Я солгала о тебе! Да простит меня Господь!

Отец ее пришел в ярость. Не только это рассердило его: рассердило и кое-что связанное с Альфом Брендоном, который явился сразу после ухода Пьера.

– А что с Брендоном? – спокойно спросил Пьер, думая про себя, что Альф – самый опасный его соперник.

Девушка заметила, что спокойствие его напускное, и ответила довольно резко:

– Ничего особенного. – В его объятиях она успокаивалась. – Во всяком случае ничего такого, о чем тебе стоило бы беспокоиться.

– Нет, дорогая Лена, – торопливо сказал он, привлекая ее к себе. – Прости, если вопрос показался тебе холодным. Я спросил только потому, что хочу знать все.

– Что все, Пьер?

– Все, что произошло между тобой и Альфом Брендоном?

– А кто тебе сказал?

– Никто. Я хочу признаться, если ты пообещаешь не сердиться на меня.

– Сердиться на тебя, Пьер?

– Ну, тогда слушай. Уйдя вчера, я вернулся и скрылся под деревьями, вон там, у начала сада. Конечно, я видел дом и все, что перед ним. Я оказался там как раз тогда, когда твой отец пошел навстречу мистеру Брендону к воротам; и я не только видел, но и слышал, что происходило между вами. Я едва сдерживался, чтобы не перескочить через ручей и бросить этого типа на землю; но остался на месте, думая о том, какие неприятности могу причинить тебе и твоему отцу, не говоря уже о себе самом. Прости меня, Лена, за то, что я подслушивал. Я вернулся только потому, что хотел еще раз взглянуть на тебя.

– О Пьер! – ответила девушка, снова отвечая на его объятия. – Если бы я знала, что ты был здесь! Но нет. Может, лучше, что не знала. Могла бы как-нибудь выдать нас обоих.

– Верно, – сказал он. – Судя по тому, что я узнал о замыслах твоего отца, нам нужно быть осторожными. Но обещай мне, любимая, обещай, прежде чем мы расстанемся: что бы ни случилось, сколько бы времени мне ни потребовалось, чтобы добиться согласия твоего отца, ты будешь мне верна. Обещаешь мне это?

– Обещать это? Как ты можешь сомневаться во мне? После шести лет ожидания я могу сказать: я полюбила тебя, как только увидела. Да, Пьер, а ведь я тогда была только маленькой босоногой девочкой. Я была тебе верна все это время. Неужели ты теперь усомнишься во мне? Обещать это? Все, что угодно, Пьер, все, что угодно!

Объятия их становились крепче и уверенней, все ближе и ближе губы, пока они не встретились, и последовал долгий страстный поцелуй.

Долгий страстный поцелуй, который едва их не выдал. К счастью, он кончился до того, как рядом появился свидетель и грубо нарушил бы его.

Влюбленные уже собирались расставаться; они разжали руки и договаривались о времени и месте следующего свидания, когда острый слух молодого человека, привыкший отмечать подозрительные звуки, уловил как раз такой звук.

Это был шорох в камышах на берегу ручья; время от времени трещали стебли, как будто сквозь них пробирался человек или животное.

Звуки исходили с некоторого расстояния; влюбленные прислушались и поняли, что тот, кто издает эти звуки, приближается.

Вскоре они увидели, что это не животное и не один человек, а несколько; при свете луны стало ясно видно, что они направляются к дереву.

Видно стало также и то, что идут они не открыто и смело, как люди, занятые честным делом: приближаются украдкой, держатся края ручья, время от времени пригибаясь в тростниках, которые скрывали их из виду. Шум при этом был неизбежен. Однако они старались не шуметь и, если и говорили друг с другом, то шепотом, и двое стоящие под деревом не слышали ни слова.

Было слишком поздно незаметно уходить. Раньше они могли бы это сделать, но не сейчас; попытка уйти при ярком свете луны сразу выдаст влюбленных. Единственный шанс остаться незамеченными – держаться в тени дерева.