Ромен Пуэртолас - Невероятные приключения факира, запертого в шкафу ИКЕА

Аджаташатру положил трубку.

Он понял, что когда несколько минут назад просил оператора соединить его с Францией, то понятия не имел, что именно он скажет Мари. Что у него все в порядке, что он о ней думает. Что еще? Он точно выполнял обещание, которое дал себе в багажном отсеке самолета. Позвонить ей, если выживет. Вот и все. У него был не слишком большой опыт телефонных разговоров, а еще меньше с женщинами.

Но вместо него заговорило его сердце. «Я закончу кое-какие дела в Риме и приеду», – услышал он свои слова. Куда? В Париж? Когда, а главное – как? Он сам этого не знал. Снова пустые обещания! Опять вранье!

Как поехать в Париж? Неплохая шутка. «Я закончу кое-какие дела в Риме и приеду», – сказал он самым естественным голосом, будто у него были деньги, чтобы позволить себе такую роскошь. Строит планы, как богатый, а у самого-то в кармане нет ни одной индийской рупии. Только красивый фирменный бежевый костюм.

Он представил себе, как в своем красивом костюме прячется за ящиками с картошкой и каждый раз, как грузовик замедляет ход, у него в животе вспыхивает страх. Должен быть какой-то другой способ.

Ладно, подумаем об этом позже.

Он отогнал от себя эти мысли, вытянулся на кровати и включил спортивный канал.

Мари тоже положила трубку, как мы уже сказали, охваченная пламенем любовной лихорадки, – эта фраза мало что значит, но имеет очень действенную литературно-метафорическую силу, как, например, аллитерация [38] «л», которую нельзя не учитывать.

Несколько мгновений она молча смотрела на стену.

– Все в порядке, Мари?

Женщина обернулась к красивому двадцатипятилетнему адонису, которого подцепила несколько часов назад в отделе йогуртов в местном супермаркете. Он лежал на ее кровати с сигаретой в зубах, сосредоточенно нахмурив брови, точь-в-точь имитируя Джеймса Дина после любовной сцены.

– Иди домой, Франк.

– Бенжамен, – поправил молодой человек.

– Иди домой, Бенжамен.

Должно быть, он привык, что завоеванные им женщины выкидывают его из своих постелей, потому что встал, безропотно оделся, не выпуская сигареты изо рта и нахмурив брови.

Оставшись наконец одна, Мари сорвала с кровати грязное белье и бросила его в корзину. Иногда она испытывала отвращение. Как она могла снова совершить ошибку? Наверняка от одиночества, от желания нравиться. Но эти малолетки, которыми она иногда любила поживиться, даже мизинца Аджи не стоили. Он-то настоящий мужчина! Дикарь с проколотыми губами. Усач со взглядом цвета кока-колы и матовой кожей. Рядом с ним кажешься себе девчонкой. Никогда еще не чувствовала себя такой защищенной, как тогда, в кафетерии ИКЕА. Хотя, возможно, я вцепилась в прогнившую ветку. Может быть, все это только иллюзия, химера… Ну и что? А если мне хочется в это верить. Он ни на кого не похож. Вероятно, у нас больше точек соприкосновения, чем кажется на первый взгляд.

Ладно, подумаем об этом позже.

Она отогнала от себя эти мысли, вытянулась на кровати и включила спортивный канал.

В полдень Аджаташатру спустился в бюро обслуживания. Вернувшись из ресторана накануне вечером, он поднялся в свой номер и закончил переписывать рукопись, чтобы, не откладывая, отдать ее Эрве. В это время француз уже должен был встретиться с издателем, который на этой неделе находился в Риме.

Софи Морсо ждала его, читая французскую книгу, названия которой Аджаташатру не понял, поскольку в нем не было слов туалетная вода, мужчина, женщина, новые духи, Кристиан Диор,но зато там были другие слова: Зимним утром на дороге заунывно воют кроликинекой Анжелики Дютуа Деламэзон. Почувствовав его присутствие, молодая женщина подняла глаза и заложила закладку из красивой плотной красной бумаги там, где прервала чтение.

– Изменение программы, Аджа. Обедаем вместе чуть позже. Представитель издательства «Скандал» хочет встретиться с тобой.

– Это когда?

– Прямо сейчас, – ответила актриса, указывая своим изящным пальцем туда, где находится бар.

Там Эрве в компании какого-то мужчины дегустировал коктейль.

– Расскажешь мне потом, – сказала она, широко улыбаясь.

Смущаясь, писатель проделал несколько метров, отделявших его от этих двоих. Почему издатель захотел так быстро увидеть его? Успел ли он прочитать рукопись?

– Великий Ажан-да-Шартр! – объявил Эрве, вставая.

–  Жорж-шантан-бартр?– спросил второй, крепко пожимая руку. – Какое красивое имя!

– Меня зовут Аджаташатру, но, если сложно, можете называть меня Марсель.

– Я Жерар Франсуа, это типичное французское имя, – продолжил издатель на прекрасном английском. – Очень банально звучит по сравнению с вашим… Итак, я прочел ваш роман, вернее, вашу новеллу, поскольку для романа это слишком коротко. Говорят, что вы написали ее на рубашке. Надо было перейти на брюки… Как бы то ни было, мне очень понравилось.

Трое мужчин сели. Жерар Франсуа не был похож ни на кого из агентов, которых до сих пор встречал Аджаташатру. Скорее, был их полной противоположностью. Во-первых, он не был толстым, и, во-вторых, руки у него не были влажными. Это был высокий человек атлетического сложения. Красивые голубые глаза озаряли его красивое загорелое, как у инструктора по лыжам, лицо. На нем был элегантный фирменный костюм и галстук, несмотря на жару. Внешность лыжного тренера и имя эстрадного французского певца хорошо дополняли друг друга.

– Единственное, однако, что меня огорчает, – это конец. Измените его, – добавил он тоном человека, привыкшего отдавать приказы и вызывать уважение к себе. – Я знаю похожую историю, но она произошла в больнице.

Красивых людей уважать легче, чем невзрачных, подумал индиец. От них исходит какая-то природная привлекательность. Они вызывают восхищение и зависть. Что-то наподобие манипуляций, гипноза, только безо всяких фокусов. Их слушаешь, потому что рядом с ними сам себе кажешься совсем ничтожным.

– Забавно, – добавил Эрве, который не смог устоять и прочел рукопись, прежде чем передать ее издателю. – Я тоже знаю похожую историю, но она произошла в монастыре.

– Перенести действие в шри-ланкийскую совершенно неизвестную тюрьму, с этим я соглашусь, но переделайте финал, прошу вас. Потому что уже с третьей страницы ждешь того момента, когда станет известно, что окно выходит на стену. А всего их четыре… Времени на напряженное ожидание, на саспенс почти не остается!

Аджаташатру понял, что история, которая родилась в его мозгу, уже посетила кого-то другого, до него. Он почувствовал то, что испытал человек, изобретший проволоку для резки масла, когда неожиданно увидел проволоку для резки глины, изобретенную за много сотен тысяч лет до него.

– Придумайте другой драматический финал! – любезно предложил Эрве, огорченный озадаченным выражением лица начинающего писателя. – Ну не знаю, например, пусть в конце станет известно, что на самом деле слепой вовсе не слепой. Или что он не в тюрьме, что все это ему приснилось.

– Ну это слишком затасканно, – сказал издатель, – слишком банально. Нужен финал, которого никто не ждет. Но я уверен, что наш автор придумает что-то необыкновенное. Не правда ли, Ажур-табу-шатру? В конце концов, его крестная – не последний человек… Ах, Софи, Софи… Давайте перейдем к делу, может быть, это вас вдохновит?

С этими словами он достал несколько листков бумаги:

– Мы сейчас подпишем контракт, и вы получите аванс, чтобы работать в нормальных условиях. Заставьте нас мечтать, мсье Ужин-туши-тру. Я правильно произнес ваше имя?

– Аванс? – спросил Аджаташатру, которому было совершенно наплевать, как тот произносит его имя, кстати, совершенно неправильно.

– Да, деньги, чтобы покрыть ваши расходы, пока вы не закончите книгу, аванс от продаж, – объяснил красавец. – У вас есть счет в банке?

– Хм, нет.

– Я так и думал. Поэтому взял на себя смелость и предвосхитил события.

Жестом фокусника он выложил на стол черный чемоданчик.

– Хорошо, обсудим ваш гонорар. Пятьдесят тысяч евро вас устроит? – произнес мужчина, уверенный в себе, с самодовольной улыбкой, похлопывая своими изящными загорелыми пальцами по черному чемоданчику.

– Пятьдесят тысяч… – повторил Аджаташатру с сомнением в голосе.

Улыбка красавца-идальго погасла.

– Что? Думаете, этого недостаточно? Хорошо. Пусть будет семьдесят тысяч.

Индиец ничего не сказал.

– С вами нелегко иметь дело, мсье Жуть-да-перрон! Девяносто тысяч?

И снова многообещающий новичок не выявил никакой реакции.

– Скажите-ка, дружище, вы считаете, что вы новый Марк Леви?

Лицо бывшего факира озарилось.

–  Марк Левит, фокусник?

– Да, фокусник, он превращает страницы в золото. Ну ладно, сто тысяч, это мое последнее слово.