Лев Линьков - Свидетель с заставы № 3

Иван всё чаще и шире раскрывал рот. Ноги стали какими-то ватными. А Николаю всё нипочём: идёт, будто по ровному лугу, только чаще шагать стал.

— Передохнём минутку,— предложил вдруг Бочкарёв. Он оглянулся, и Иван увидел: лицо у товарища бледнее бледного и дышит он тоже с трудом.

— Вот он какой, Северный хребет! — виновато улыбнулся Николай.

— А ты держись... Скоро книзу полезем... Там легче станет, — подбодрил Иван, хотя только что хотел просить у Николая разрешения прилечь минут на пять и не мог без передышки произнести подряд несколько слов.

Бочкарёв помрачнел:

— Успеть бы сегодня перевалить через гребень.

Ветер дул всё яростнее. Казалось, опрокинься назад — и не упадёшь: ветер удержит тебя — такую он набрал силу. Гривы у лошадей вставали дыбом; и тучи, похожие на клочья густого тумана, неслись так быстро, словно их кто-то подстёгивал.

Опасения Бочкарёва оправдались: пришлось заночевать, не достигнув гребня хребта, потому что налетела метель и снеговая пелена закрыла всё вокруг.

Друзья укрылись под выступом скалы, прижавшись друг к другу и прикрыв собой снятый с Воронка свёрток.

Наутро, когда ветер прогнал все тучи, снова тронулись в путь. Последние двести метров, оставшиеся до гребня хребта, пробирались по узкому обледенелому карнизу. Через каждые десять-пятнадцать метров останавливались отдыхать. Первым поднимался Николай, за ним Иван. Потом они подтягивали на верёвках лошадей. Особенно много хлопот доставлял свёрток. Длинный и тяжёлый, он стеснял движения, и друзья по очереди взваливали его на спину.

— Ну, вот и всё! — выпрямляясь, воскликнул Николай.

Они были на гребне хребта.

Иван, тяжело дыша, встал рядом с товарищем, державшим на руках, будто ребенка, упакованный в плотную мешковину свёрток.

Всюду, куда ни кинь взор, виднелись покрытые вечными льдами хребты. На западе голубел Адалай, на востоке синели кряжи сурового Мус-Даг-Дау, в самом центре которого, словно гигантская сторожевая башня, гордо вздымался к небу высочайший пик.

Отроги восточного хребта зажглись оранжевыми огнями, потом вершины заголубели, а когда брызнули первые солнечные лучи, на восточных склонах Адалая заполыхал пожар. Голубые вершины превратились в изумрудно-зелёные, на смену зелёным тонам вспыхнули фиолетовые и красные, всех оттенков — от пурпурно-багряных до яркоалых, словно на вершинах гор проступала кровь земли.

Глядя на величественную картину, Иван невольно подумал, что даже у самых неприветливых гор есть своя неповторимая красота.

— Надеть очки, — негромко сказал Бочкарёв, и эти слова вывели Юдина из состояния восторженности. — Начнём спускаться! — добавил Николай. Ему было не до величественной панорамы: восход солнца не обрадовал его, напомнив о неумолимом беге времени и о том, что они могут опоздать в Н-ск. Метель задержала их на хребте на целых пять часов, а впереди ещё большая часть пути.

Они надели дымчатые очки, чтобы лёд и снег не слепили глаза, и начали спускаться вниз, к Чёрному ущелью, которое казалось сверху тоненькой извилистой трещиной.

— Если мы не приедем в Н-ск завтра утром, то самолёт улетит, — неожиданно сказал Бочкарёв: — Лётчик не сможет больше ждать. Это последний рейс. До мая не будет самолёта.

Весь день они спускались с хребта и доехали до горловины ущелья только к ночи.

Они знали, что с наступлением темноты по этому ущелью никогда еще не проезжал ни один, даже самый отважный охотник, и всё-таки поехали.

Бочкарёв проверил, хорошо ли прикреплён к седлу свёрток, и сказал:

— Поезжай, Ваня, первым. За повод не держись.

Чёрное ущелье рассекало горы двумя гигантскими ступенчатыми сбросами. Всадники ехали гуськом по нависшей над пропастью тропе, такой узкой, что двоим на ней не разминуться. Непроницаемая тьма царила вокруг, пришлось, опустив поводья, целиком довериться инстинкту коней. Один неосторожный, неверный шаг, одно лишнее движение, и ты вместе с лошадью полетишь в пропасть.

Но как ни осторожно ступали кони, выбирая дорогу, а иногда из-под копыт с шумом срывались вниз камни.

Прислушиваясь к этим быстро умирающим звукам, Иван чувствовал, как всё холодеет у него внутри. Скоро ли взойдёт луна? Не скроют ли её тучи?

В пути хорошо думается, мыслям становится просторно, они возникают одна за другой, и ничто не мешает им. Иван любил думать в дороге. Чего только не вспомнишь, покачиваясь в седле, о чём только не помечтаешь!..

Но в эту ночь Иван не мог думать ни о чём другом, кроме самого главного: завтра утром он с Бочкарёвым должен быть в Н-ске.

Звёздочка вдруг оступилась и в испуге шарахнулась назад. В то же мгновенье шагавщий следом за ней Воронок Бочкарёва встал на дыбы и попятился обратно. Бочкарёв обхватил обеими руками шею коня, и, когда тот, дрожа всем телом, остановился, Николай почувствовал: свёртка у седла нет.

Видимо, стремительно вздыбившись, Воронок порвал верёвки о скалу.

«Главное — берегите свёрток, теперь всё зависит от вас», — вспомнил Бочкарёв напутствие начальника заставы.

«Постой, милый, стой смирненько!» Успокоив коня, Николай стал ощупывать седло.

— Чего ты там? — испуганно прошептал Юдин.

— Свёрток... — шёпотом ответил Бочкарёв.

Он спешился, держась за луку седла, нагнулся и пролез под брюхо Воронка на узкую обледенелую тропу.

Конь прижался левым боком к скале и тяжело вздымал бока.

— Потерял? — ещё тише спросил Иван. Николай не ответил. «Неужели свёрток упал в ущелье?» — с ужасом подумал он, шаря вокруг руками.

— Оторвался? — встревоженно переспросил Иван.

— У тебя где верёвка? — вопросом на вопрос ответил Николай.

Иван снял с плеча бухту крепкой верёвки. Нащупав левой рукой гриву Звёздочки, он ухватился за неё, откинулся назад, протянул верёвку товарищу и только сейчас услышал приглушённый расстоянием шум: глубоко внизу ревел на камнях горный поток.

— Размахнись сильнее, — подсказал Бочкарёв.

Иван нагнулся ещё ниже и, размотав верёвку, раскачал её конец.

— Поймал! — сказал Николай.

— Что ты там собираешься делать? — спросил Иван, хотя и догадывался о затее товарища. «Неужели это мыслимо? Да ещё в такую темень?..»

— Я вниз полезу, — подтвердил Николай.

— За что верёвку крепить будем? — глухо спросил Иван.

Бочкарёв связал свою верёвку с верёвкой Юдина крепким морским узлом, потом они сделали на обоих концах петли; одну Иван надел на шею Звездочки, другую Николай закрепил у себя подмышками.

— Удержишь?

— Удержим, — сказал Иван. Он спешился и стоял рядом с лошадью.