Михаил Розенфельд - Ущелье Алмасов

— Превосходные удары. Браво! Браво! Однако таким образом вы не спасетесь. Советую вам, сдавайтесь.

Спокойный голос полковника заставил Телятников а опомниться. Четыре человека поднимались с песка.

— Положите штатив.

— Смешной малютка! — двинулся к нему Телятников.

Незаметно подкравшись сзади, летчик, приемом джиуджитсу дернув его за руку, опрокинул на спину.

— Смеется последний, кажется так говорит ваша русская пословица? Займемся стариком, — сказал военный, — он скорее всех расскажет.

Сдерживая стоны, хромая, избитые Телятниковым люди обступили Джамбона.

— Гамак! — приказал, командир. — Извините, господин профессор, но мы вынуждены применить свои средства.

Летчики сняли с автомобиля толстые шесты и воткнули их глубоко в песок. Привязав руки профессора к двум шестам и ноги к штативу, они вырыли под ним песок и сложили для костра доски ящика. Джамбон повис в воздухе.

— К сожалению, в походной обстановке мы не можем устроить более, усовершенствованный гамак. Но вам так прохладно. Я прикажу зажечь огонь.

— Ли Чан, — простонал ученый, — где ты, мой Ли Чан? Знай, — с трудом выговаривая слова, промолвил он, — когда четыреста с лишним лет назад Колумб открыл Америку, на одном из островов матросы увидели подвешенные на сваях сетки. То были постели дикарей. Аборигены называли их гамаками. Первое индейское слово, которое усвоили моряки, было «гамак». Сейчас я слышу его из уст современных людоедов..

Над пустыней летел самолет Крюгера. В четыре часа дня Ван Дзе-лян увидел горы и жестом указал немецкому пилоту направление. Не прошло и двух часов, как Ли Чан, молодой китаец и Граня увидели автомобиль. Но… радость их мигом сменила тревога. Невдалеке от автомобиля стояли три самолета.

— Я ни в чем не повинен, — скрывая улыбку, сказал Крюгер, — они полетели на своя инициатива, они должен был ждать меня и пришел первый к ваш брат…

Ли Чан, дотронувшись до локтя Грани, знаком попросил ее, чтобы она приказала Крюгеру пойти на посадку.

Крюгер охотно выполнил это поручение. Самолет, покружив над ровной площадкой, сел в трех километрах от автомобиля Телятникова. Два китайца, крепко связав Крюгера, бросили его на песок и вместе с Граней побежали к автомобилю…

Что же происходило сДжамбоном и Телятниковым?

Пытка продолжалась.

— Господин профессор, мне горестно прибегать к крайним мерам. Я жду… — несколько раз повторил полковник.

— Крепитесь, профессор! — крикнул Телятников. — Помните, вас называли братом.

— Ли Чан… Мой бедный Ли Чан, — закрыв глаза, обрывающимся голосом сказал Джамбон, — помнишь тонконогих дзеренов? Никогда не трогай нежных антилоп и… и… без пощады, без сожаления уничтожай этих зверей…

— Отменю, моментально отменю приказ. Дайте слово… — как бы жалея старика, попросил командир, — или сейчас зажгут…

Не закончив фразы, командир умолк. Вздрогнув, летчики побросали доски ящиков.

Гул самолета! Пораженный командир тревожно поднял голову, но тотчас успокоился:

— О, да ведь это Крюгер! Обождем немного — может быть, вы станете сговорчивей со старым приятелем. Вот он идет на посадку.

С полчаса полковник выжидал.

— Однако странно, — пробормотал он. — Почему Крюгер не опустился рядом с нашими самолетами?.. Нечего терять время, — немного погодя решил он. — Разложить огонь! Крюгер придет в разгар великолепного зрелища. Развести огонь под гамаком.

Пилоты кинулись с досками ящиков к профессору.

— О, мой Ли Чан! — вскричал Джамбон. — Ты не увидишь моей кончины, Ли Чан!

— Я здесь, мой старый господин! — раздался голос Ли Чана из-за бугра, и через секунду он сам появился на вершине. — Я здесь, Джам… — И с револьвером в руках он ринулся вниз.

— Взять! — взревел полковник. — Взять их!

Следом за Ли Чаном бежали Граня и Ван Дзе-лян.

Граня подбежала к связанному брату.

— Русалка! — ликующе закричал Телятников. — Ты?

— Дай твои руки!

Внезапно лицо Телятникова перекосились. К ужасу сестры, он крикнул:

— Отойди! Не смей прикасаться! Иди к ним, ты им… сестра и подруга. Не смей, я честный гражданин Советского Союза!

— Что с тобой, Андрей?

Возле связанного Джамбона происходила жестокая борьба. Два китайца, перебегая с места на место, отстреливались от японских пилотов.

— Метко стреляй, мой Ли Чан! — торжествующе кричал Джамбон, качаясь на вытянутых руках. — Уничтожай хищников!

Неизвестно, чем бы кончилась неравная борьба, как вдруг за барханами послышались глухие звуки, точно из гор надвигался гром дальней грозы.

За холмами взметнулись тучи песка. В неудержимом урагане, в разрастающемся гуле донеслись протяжные крики, и люди в комбинезонах вместе с начальником, не задумываясь, помчались к самолетам.

Грохот выстрелов, топот коней, и с криком, стоя на стременах, проскакали всадники.

Мимо промелькнули пики, лицо Лю Ин-сина, тонкая фигура Лю, и Телятников услышал голос Висковского:

— Держитесь, друзья!

…………………………………………………………………………..

Конец приключений… Однако, прежде чем приступить к эпилогу, мы должны, как на экране кино, представить утро следующего дня в пустыне.

Яркое, жгучее солнце, волнистые песчаные барханы. Два автомобиля готовы в путь, и все пассажиры на местах. Гудки, ликующие протяжные гудки. Толпа всадников, окружавших автомобили, взмахивает нагайками и уносится к горам.

Старый Лю Ин-син выхватывает из-за спины винтовку и три раза стреляет в воздух, затем и он скачет за умчавшимися друзьями. На минуту у автомобиля остается Лю. Она, печально улыбаясь, смотрит на Телятникова и, качая головой, тихо произносит:

— Москау!..

И все сидящие в автомобилях как бы сговорившись, рассеянно смотрят в сторону. Висковский, спохватившись, лезет в мешок и выволакивает двух волчат.

— Я сохранил для вас, — говорит он Гране.

А Телятников страдающе оглядывает свой беспомощный «додж».

— Лю, — говорит он, — у меня не осталось даже твоей фотографии. Но… но я никогда не забуду тебя…

— Москау, — отвечает Лю.

— Увидимся ли мы?

И опять Лю повторяет:

— Москау.

Но вот, встрепенувшись, словно сбрасывая печаль, китаянка взмахивает нагайкой, конь взвивается на дыбы, девушка запевает песню, ту самую песню, на звуки которой, как зачарованный, так недавно лунной ночью шел по пустыне Андрей. И она исчезает вслед за ускакавшими всадниками.