Сергей Гомонов - Душехранитель

Исет уже не смотрела на них. Ее чуткое сердце и без того подсказывало, что было, что есть и — отныне — что будет. Новое зрение открылось вдове Усира. Соколицей парила душа ее над полем боя.

Кони разнесли соперников в противоположные стороны острова. Неотрывно взирали Нетеру на Поединок.

Сетх и Хор выхватили копья. Летя навстречу враг врагу, каждый метил в сердце, так явно, так горячо колотящееся там, под доспехами, за медным щитом.

Сетх отбросил свой щит и вновь вооружил мечом освободившуюся руку. Чувствуя, что удила отпущены, конь его полетел словно ветер. То же сделал и Хор. «Что делаешь ты?!» — вскричал в душе его Инпу, но юноша не колебался.

Посыпались искры с копий, встретившихся друг с другом. А противники пытались поразить один другого мечами.

Коварный удар Сетха опрокинул коня Хора. Копье обратилось гигантской полупрозрачной змеей. Гад с разверстой пастью полетел в грудь юноше и разбился о такой же полупрозрачный «щит», сотворенный Хором.

Конь юноши вскочил на ноги, и Хор успел сесть в седло, когда тот начал подниматься.

И длился тот бой весь день, всю ночь и весь следующий день, изматывая обоих дерущихся. И начинала улыбаться удача то одному, то другому, но в последнее мгновение передумывала и не доводила до победы.

И первым не вынес конь Сетха. Упал и тут же околел скакун.

А правитель Та-Кемета стоял и с ухмылкой смотрел, как возносится над ним острие копья Хора, предвкушавшего триумф.

Но в эти мгновения в памяти юноши пронеслось так много, что не хватит на то целой жизни. Он тоже видел сейчас и прошлое, и настоящее, и будущее…

Всполох!

«Ты снова понял не так… Натаути умер в тебе. Ты уничтожил его, когда использовал его силы и волю во имя убийства», — говорит неизвестный старик, глядя в лицо склонившегося над ним молодого мужчины.

Всполох!

«Есть две химерические идеи: спасения этого мира и мести за что-либо. Любой, кто руководствуется лишь ими, заведомо проигрывает», — а эти слова принадлежат израненному человеку, но он почему-то очень знаком Хору.

Всполох!

«Мы сами оценим поступки своего духа через тысячелетия, не помня лиц тех, кто их совершал… Вселенная пустит нас к звездам лишь тогда, когда мы найдем гармонию меж тонким и грубым», — звучит чей-то тихий-тихий голос, но отзывается он звучным эхом во всем существе юноши.

Всполох!

Лицо матери, идущей на отчаянный поступок и теряющей власть во имя сыновей и прекращения бесконечной войны:

«Иногда нужно жертвовать… Ради них. Не мужчины рожали их в муках, мужчинам неведомы жертвы, на которые мы идем ради наших детей»…

Всполох!

«Воистину, ты готов к испытаниям, мой мальчик! Но помни: будь бесстрашен, но не будь безжалостен»…

И прекрасное, спокойное лицо Усира, отца, тает в темноте Дуата.

А на его месте возникает иной лик. Того, кого еще мгновение назад мечтал истребить юный Хор.

И воин, сидящий на коне, бьет острием копья в землю возле поверженного воина. Не оттого, что дрогнула рука, не оттого, что Сетх сумел увернуться.

Тогда торжествующе закричала соколица в небесах, ибо поняла она, что сын Исет, вечно юной жены Усира, достоин звания наследника справедливого богоцаря…

Хор же спрыгнул с коня, подошел к своему дяде и, присев рядом с ним на землю, шепнул:

— Я не хочу больше крови. Правь Та-Кеметом. Не стану больше претендовать на трон.

Сетх невесело улыбнулся и покачал головой. Он тоже понял, что из юноши вырос мужчина.

И поднял Ра над своей головою корону объединенного Та-Кемета:

— Хор получил право царствовать на нашей земле! Это решение суда Девятки. Да будет так вовеки веков!

Дмитрий и Саша уже третий день жили на острове посреди Дона, в дачном домике Аксеновых. Полузаброшенная дача, заросший сорняками сад, все в первозданном виде. Саша был в восторге. С дядей Димой было очень весело: он был неистощим на выдумку новых игр. Но обещанного приезда мамы все не было, и мальчик начал тревожиться.

— А когда приедет мама, дядя Дима?

Тот задумчиво стоял на берегу и смотрел на затуманенный летним маревом город.

— Что, малыш? — он опустил дотоле сложенные на груди руки и притянул Сашу к себе.

Мальчик прижался к его бедру и поднял русоволосую голову:

— Почему мамы нет так долго?

— Я тоже думаю о твоей маме. Видимо, никак не может решить, какое платье ей надеть. У женщин это бывает. Но она просила, чтобы мы веселились от души, а потому давай-ка поиграем с тобой в рыцарей, мой юный Коорэ.

— Давай! — согласился Саша. — А как меня будут звать?

— А как тебя называет твой папа?

— Алексашка! — улыбнулся мальчик.

— Сэр Алексашка!

— А тебя?

— Оу! Ха-ха-ха! Ну что ж, если ты — Алексашка, то зови меня просто — «мейн хертц»[89]!

— Мейн… мейн… — Саша наморщил маленький носик, лукаво глядя на Дмитрия.

— Мейн хертц! Итак! На битву за прекрасную даму, сэр Алексашка!

— Угу!

— А ты говори мне: «Да, мейн хертц!»

— Да, мейн хертц!

— Поехали! Это будет твоя лошадь, — Аксенов подал ему прутик. — А это — моя, — он лениво перекинул ногу через черенок от старой сломанной лопаты. — Копья к бою!

— Копья к бою!

— Мейн хертц! — подсказал Дмитрий.

— Мейн хертц…

— Разбежались!

Они «поскакали» в разные стороны вдоль берега, а затем по команде Аксенова помчались друг другу навстречу.

— О, нет! Не убивай меня, сэр Алексашка! — высокопарно вскричал Дмитрий, падая с «лошади» и катаясь по траве под ногами у заливисто хохочущего мальчугана. — Я дам тебе кучу золота и серебра, но оставь мне жизнь, смелый воин!

— Пусть лучше поскорее придет мама, — Саша со вздохом сел рядом с ним.

Периоды веселья становились все короче. Аксенов закусил стебелек колоска, подкатился ближе к мальчику и перевернулся на живот:

— Знал бы ты, как я хочу, чтобы она пришла поскорее, сердечко… А ведь все сбылось, мой маленький сэр Алексашка. Все сбылось. Ты знаешь, как прежде звалась земля, откуда приехали в этот город твои папа и мама?

Мальчик пожал плечами.

— Тепманора, Коорэ. Прежде она звалась Тепманорой… Это страна, в которой растут белоствольные деревья. Страна, где покрытые серебристыми кедрами Белые Горы спускаются к бескрайним равнинам на много-много тысяч шагов во все стороны света… Страна, одним воздухом которой, кажется, можно было напиться допьяна… Теперь она тоже другая, совсем другая. Теперь город твоей мамы очень похож на этот город, на Ростов… Да и на множество других городов похож он. Все не так, как прежде. Все переменилось… Теперь кости громадных мохнатых зверей, что когда-то вытаптывали траву на северных лугах материка Рэйсатру, находят в вечной мерзлоте…