Генри Хаггард - Бенита

— Да, понимаю, — сказал мистер Клиффорд. — Ах, зачем, зачем я привез тебя сюда? Право, было бы лучше, если бы я никогда больше не встретился с тобой!..

На следующий день приступили к опыту. Мистер Клиффорд попробовал месмеризировать свою дочь. Все утро Джекоб, как оказалось, практически знавший это сомнительное искусство, старался передать старику нужные сведения. Во время урока Мейер рассказал Клиффорду, что в былые дни он имел большую силу в этой области и в течение короткого времени пользовался ею как профессиональный месмеризатор, но бросил это занятие, так как, по-видимому, оно вредило его здоровью. Клиффорд заметил, что прежде он никогда не рассказывал об этом.

— О многом я не рассказывал вам, — возразил Джекоб с легкой таинственной улыбкой. — Вот, например, однажды я месмеризировал вас, хотя вы этого не знали, и поэтому-то вы всегда исполняете мои желания, кроме тех случаев, когда подле вас ваша дочь: ее влияние на вас еще сильнее моего. Клиффорд пристально посмотрел на Джекоба.

— Немудрено, что Бенита не хочет позволить вам усыпить ее, — отрывисто спросил он.

Джекоб понял свою ошибку.

— Вы легковернее, чем я думал, — сказал он. — Как я мог месмеризировать вас без вашего ведома? Я пошутил.

— Мне казалось, что вы не шутите, — возразил Клиффорд.

Урок продолжался. Это происходило в самой пещере. Мейер думал, что там влияние силы окажется действеннее. Бенита, которую немного забавляла эта церемония, сидела на каменных ступенях под распятием. Одна лампа горела на алтаре, две по обе стороны от нее.

Клиффорд стоял против дочери; он пристально смотрел на нее и, по указанию Джекоба, делал таинственные пассы. Он казался до того смешным при этом, что Бенита с величайшим трудом сдерживала смех. Только такое действие и произвели на нее его гримасы и жесты, хотя наружно она сохраняла торжественный вид и время от времени закрывала глаза, чтобы ободрить отца. Раз, когда девушка снова подняла веки, он увидела, что старику страшно жарко, и что он очень устал. Джекоб же смотрел на него с такой неприятной настойчивостью, что Бенита снова закрыла глаза, не желая видеть его лица.

Вскоре после этого она почувствовала, будто что-то нежное, неуловимое закралось в ее мозг, что-то баюкало ее, как звук материнской колыбельной песни в прошедшие годы. Ей представилось, что она путешественник, заблудившийся в альпийских снегах, что ее окружает снег, все падает и падает мириадами хлопьев, и что в каждом из них маленькая огненная сердцевина. Ей вспомнилось, что засыпать под снегом опасно, что жертве снега нужно подняться, так как в противном случае она умрет.

Бенита поднялась вовремя, как раз вовремя. Теперь она стояла на краю пропасти, куда принесли ее крылья лебедей, под ее ногами зияла темная бездна, и в ее глубине бродили темные фигуры с лампочками, в которых должны были гореть их сердца. О, до чего отяжелели ее веки. На них, конечно, висели гири, золотые гири… Вот глаза открылись, и она увидела, что ее отец перестал делать движения, он отирал лоб красным носовым платком, но за ним стоял Мейер, вытянув вперед неподвижные руки и устремив на ее лицо пылающий взгляд. Сделав усилие, Бенита вскочила и потрясла головой, как собака.

— Довольно глупостей! — сказала она. — Я устала, — и, схватив одну из ламп, молодая девушка побежала из подземелья.

Бенита думала, что Джекоб Мейер сильно рассердился на нее, и готовилась к сцене. Но ничего подобного не случилось.

Вскоре она увидела отца и Мейера; они подходили к ней, по-видимому, занятые дружеским разговором.

— Любовь моя, мистер Мейер говорит, что я совсем не месмерист, — сказал ей отец. — И я верю ему. Тем не менее это утомительно. Я устал не меньше, чем после нашего бегства от матабелов.

Бенита засмеялась и ответила:

— Судя по последствиям, я с тобой согласна. Оккультизм не твое дело, отец. Лучше брось все это.

— Значит, вы ничего не чувствовали? — спросил Мейер.

— Ровно ничего, — ответила она, глядя ему прямо в глаза. — Впрочем нет, мне было очень скучно и неприятно видеть, что мой отец стал смешным. Седые волосы и подобные глупости плохо сочетаются.

— Да, — ответил Мейер, — я согласен с вами.

На этом и прервался разговор.

Несколько дней Бенита, к своему удовольствию, не слышала больше разговоров о месмеризме. Другие обстоятельства занимали их. Матабелы, которым надоело маршировать вокруг крепости и петь бесконечные военные гимны, решили идти на приступ. Со своего поста на стене белые могли видеть, как дикари готовились к нападению. Матабелы нарубили деревьев, притащили их издалека и принялись строить грубые лестницы; разведчики расхаживали повсюду, отыскивая слабые места крепости. Когда они подходили слишком близко, макаланги стреляли в них; некоторых убивали, остальные возвращались в лагерь, раскинутый недалеко, в маленькой впадине.

На третье утро после попытки Клиффорда месмеризиро-вать Бениту, молодая девушка проснулась на рассвете от звуков выстрелов и криков. Она быстро оделась и подбежала к той части стены, из-под которой несся шум.

На ее гребне она увидела Клиффорда и Джекоба, которые сидели со своими ружьями в руках.

— Эти несмышленые люди ведут атаку на малые ворота, через которые вы уехали, мисс Клиффорд. Лучшего места для нападения они не могли выбрать, хотя стена там кажется слабой, — сказал Джекоб. — Если эти макаланги ловки, они дадут им хороший урок.

Вскоре поднялось солнце; при его свете белые увидели отряды матабелов, несших лестницы. Окруженное утренним туманом их полчище тянулось далеко и пропадало за холмом. По эти отрядам Джекоб и Клиффорд открыли огонь, но результатов своих выстрелов они не могли видеть из-за дымки. Вскоре громкий крик показал, что враги дошли до рва и поднимали лестницы. До сих пор макаланги, по-видимому, ничего не делали, теперь же начали быстро стрелять со старинных бастионов, поднимавшихся над проходом, который старались штурмовать матабелы. Вскоре сквозь редевший туман наблюдатели увидели раненых матабелов, которые ползли обратно к своему лагерю. Джекоб превращал их в свою цель.

А вся старинная крепость гудела от ужасного шума нападения.

Судя по военным крикам, матабелы старались подняться на стену и снбва были отбиты частым ружейным огнем. Раз пронесся торжествующий вопль; казалось, враги одержали победу. Ружейные выстрелы почти замолкли. Бенита побледнела от страха.

— Эти трусы макаланги бегут, — пробормотал Клиффорд, прислушиваясь в ужасной тревоге.

Растянувшись на гребне стены и положив ружье на камень, он выждал, чтобы матабел, наблюдавший за постройкой лестниц, показался на открытом месте; в эту минуту он прицелился и выстрелил. Воин, белобородый дикарь подпрыгнул в воздухе и упал на спину.