Сергей Песецкий - Любовник Большой Медведицы

Тот прошел мимо нас и исчез за углом постройки. Вскоре послышался скрежеток засова. Лорд вернулся спустя несколько минут и сказал коротко: «Пошли!»

В сарае было тепло, пахло сеном. В сумраке посверкивали заслоняемые ладонями огоньки карманных фонарей. Послышался голос Трофиды: «Носки кидать здесь, в кучу! Хлопцы, живо!»

Со вздохом облегчения я сбросил с плеч невыносимую тяжесть. Подошел к Трофиде и попросил: «Юзек, мне б поспать».

— Ну так залазь на сено и кемарь.

Показал мне на лестницу. Я забрался наверх, содрал с ног сапоги, накрылся курткой и в сене, как в теплой ванне, провалился в глубокий сон.

Проснулся поздно. В сарае царил полумрак. Неподалеку сидели несколько хлопцев. Разговаривали вполголоса. Прислушался: Ванька Большевик рассказывал эротическую историю. Женщины — любимая Ванькина тема. Обычно рассказывал или о Думенко и сменившем его Буденном (потому что служил когда-то в кавалерии Буденного), или про женщин. Слушали его Фелек Маруда, здоровенный мужик в летах, сгорбленный, со сплющенным носом, Юлек Чудило, молодой парнишка с необычайно буйной фантазией (оттого и «чудило») и Славик — маленький, щуплый, всегда улыбчивый. Голосу Славика был на диво красивый, и пел он отменно.

Ванька Большевик, облизывая пухлые губы, рассказывал:

— Баба, говорю вам, хлопцы, как из бетону литая. Нигде не ущипнешь. Леща дашь по… — аж звенит! Бедро зацепишь — искры летят! Э-лек-три-чест-во, о!

— Холера! — выговорил Фелек Маруда.

Юлек только головой крутил и глаза широко открывал.

Рядом из норы в сене, как из-под земли, показался Болек Лорд, сощурился насмешливо. Ванька же, его не видя, заливался дальше: «Тело, скажу вам, хлопцы, ну как алебастр». Чмокает и гладит ладонью воздух.

Тут Болек не выдержал и встрял: «Тьфу, пся крев, алебастер. Пятки в цыпках, навоз меж пальцев, колени как наждак. И смердит от нее на полверсты, а он, тоже мне: алебастер. Тьфу, тьфу!»

— А тебе-то что?

— А ничего! Нашел, тоже мне, слушателей и пошел вешать!

Начали спорить и вовсю костерить друг друга.

Я встал, обул сапоги, подошел к ним. Спросил Славика: «Где Юзек?»

— На хутор пошел.

— Бомбинку нашу навестить, — добавил Лорд.

— Цыцки ей поразмять, — не отстал Ванька Большевик.

— Долго еды не приносят, — сказал неожиданно Фелек Маруда.

— У этого всегда жрачка на уме, — огрызнулся Лорд.

— Рот, что скребок, все подберет, — вставил Щур.

Зажгли папиросы и осторожно, чтобы не зажечь ненароком сено, начали курить. Вскоре повылазила из нор и прочая братия. Потягиваясь и зевая, подсели к нам. Не хватало только жида Левки и Юзека.

Щур достал из кармана колоду и предложил перекинуться в «шестьдесят шесть». Бульдог расстелил на сене свою куртку подкладкой кверху, начали играть. К ним присоединились Мамут и Ванька Большевик. Лорд тем временем принялся важно и серьезно обучать Юлека, как охотиться без ружья на зайца.

— Значит, покупаешь пачку табаку и раненько, пока зайцы спят еще, обходишь поле и на каждом камне сыплешь немножко. Заяц, он с утра проснется, потянется, лапкой за ухом почухает и побежит, как собака, по нужде. К камню подскочит, принюхается, тут-то табак ему в ноздри и залезет. Он, бедняга, как чихнет! Лбом о камень — бац! И на бок. А ты утречком идешь и только собираешь их в мешок.

— Ну врешь!

— Вру? Да под судом мне быть, если вру! А на медведя вовсе по-другому охотятся, и по осени только, когда листва с деревьев опадает. Берешь, значит, ведро клею и идешь в лес, где медведь. Листья клеем смазываешь, а сам в кусты ховаешься. Медведь идет: топ-топ, топ-топ. Листья ему к лапам и приклеиваются. Все больше и больше, в конце концов столько собирается, что он и с места сдвинуться не может. Тогда выходишь из кустов, вяжешь его, на воз — и домой!

— Ну, еще один чудило объявился, — не удержался Щур.

— Не просто чудило, а пан Чудило! — заявил Болек.

— Такой пан на соломе спит и зубами блох ловит!

Опять началась сварка. Но вижу, не по злобе, а так, время убить.

Около полудня в сарай зашел Трофида. Веселый — наверное, уже подпил малость.

— Ну, братва, вали сюда! Сейчас подхарчуемся.

Мы слезли с сеновала на ток.

— Как там товар? — спросил Лорд Юзека.

— Сейчас явятся «носчики». Левка там с ними. Бомбина жратву варганит.

— Как ты, тисканул ее хоть? — спросил Ванька.

— Да на кой мне такая… шалава!

Снаружи послышались шаги, и вскоре в сарай вошла, ступая на удивление легко, рослая крепкая молодка лет тридцати пяти. Вид имела расфранченный и духами от нее пахло на весь сарай. Платье, короткое донельзя, плотно обтягивающее объемистые формы, на ногах — шелковые, телесного цвета чулки.

— День добрый, хлопцы! — объявила зычно и весело, открывая в улыбке ладные белые зубы.

Мы поздоровались. Ванька Большевик подскочил, забрал из рук две большие корзины. Поставил на ток и попробовал обнять молодку шутливо. Та тыцнула кулаком в грудь, да так, что аж с ног полетел.

— О так ему! — похвалил Юзек.

— Что, и самому досталось? — спросил его Щур.

Бомбина рассмеялась. Оглядела нас, посмотрела на меня. Повернулась к Трофиде.

— Этот новенький?

— Так… свой хлопец.

Кивнула и вышла из сарая, нарочито качая бедрами.

— Ну и баба! — сказал Ванька мечтательно. — Прям тюфяк!

— Это ты тюфяк, — отозвался Щур. — А она — кобыла!

Хлопцы разгрузили корзины. Были там большая кастрюля жаренной с салом яичницы, чугун тушеной с мясом капусты, стопка горячих блинов, три буханки хлеба, большой кус грудинки.

Трофида вынул из схрона из угла сарая три фляжки спирту и разбавил его водой из большой дубовой кади, стоявшей у ворот. А Лорд тем временем нарезал своим выкидняком толстые лусты хлеба.

Мы принялись есть и пить водку. Уплетали за обе щеки, как автоматы. Быстрее и больше всех ел Фелек Маруда. Мясо жрал, сопя, чавкая и чмокая, облизывая жирные пальцы то на одной, то на другой руке.

— Вы гляньте, втыкать пошел, — сказал Лорд, обтирая ладонью губы. — Аж за ушами трещит, а нос гопака скачет. До работы так он последний, а жрать — всех впереди.

— Ну дык правильно, — возразил Щур, — работать — это пусть конь. У него башка большая, и ноги четыре, и хвост в придачу, а у Маруды нашего что?

Хлопцы, сытые, один за другим отрывались от еды. Один только Фелек, ни на кого не обращая внимания, трудился, пока не прикончил все съестное без остатка. Болек Лорд начал рассказывать: «Знаете, хлопцы, знавал я бабу, которая каждый день ела яешню аж из тридцати яиц».

— Ну, точно была как наша Бомбина, — буркнул Бульдог, зажигая папиросу.