Карл Фалькенгорст - Танганайский лев

С заходом солнца невозмутимая тишина, царившая на берегу залива, сменилась множеством разнообразных звуков.

Прежде всего путнику могло показаться, что там, на берегу, какой-нибудь кузнец принялся весело ковать кусок железа. Симба — так вместе с туземцами будем называть белого — на минуту приостановился и стал прислушиваться к этим звукам, затем, весело улыбаясь, зашагал дальше: ведь этот шум издавна был знаком ему; это лягушки озера Танганайка затянули свой ночной концерт.

Между тем шум этот разрастался, а к стуку кузнецов присоединился сильный храп нескольких сотен храпунов и пильщиков и какой-то протяжный свист на самых высоких тонах. И все это сливалось в такой странный концерт, что путник невольно начинал думать, что находится вблизи громадной корабельной верфи. Чем выше наши путники подымались в гору, тем глуше доносился до них этот шум. Постепенно усиливавшийся западный ветер качал верхушки деревьев, и даже самый бор завел свою глухую заунывную песню. Ночные птицы и животные просыпались повсюду, а по временам до слуха наших путников доносился то крик дикой птицы, то рев какого-нибудь хищного зверя.

Недоставало только могучего басового аккорда в этом ночном концерте самых разнохарактерных звуков. Но вот пронесся в воздухе глухой раскат, подобный отдаленному раскату грома, и с равномерными перерывами он повторялся во всех горах и ущельях. То был прибой Танганайки, разбивавшийся с глухим ревом и стоном о прибрежные скалы и рифы мыса Кабого: озеро бушевало и бурлило, как море.

Вся природа как будто ожила и пробудилась к новой жизни: воды и горы заговорили, звери и птицы вели между собой для них одних понятный разговор, а месяц, медленно выплыв из-за горы, осветил таинственным, сказочным светом этот ночной ландшафт и плыл, точно крошечный серебряный челнок, над зубчатыми вершинами гор Кунгве. Здесь, близ экватора, он лежит горизонтально и, подобно легкому челноку, плывет по небосклону.

Симба и его спутники медленно подымались в гору по крутой тропинке. Инкази служил им проводником. Беззвучно, как тень, скользил он между кустами и деревьями темного леса, сквозь чащу тростников и высоких густых зарослей легкой, уверенной, эластичной походкой. Так пробирались они более часа, подымаясь все выше и выше в гору. Вдруг стройная фигура проводника явственнее выделилась на как бы посветлевшем фоне горизонта, и бледный серебряный свет луны осветил его голову и лицо. Он приостановился на минуту и, вытянув шею, стал вглядываться вдаль пытливым взглядом, точно выслеживая и выглядывая что-то; затем, утвердительно кивнув головой, бодро пошел вперед, сделав знак остальным следовать за ним. «Путь свободен», казалось, говорил им этот жест.

Теперь Симба и его спутники вышли на возвышенную прогалину, оставив позади себя темную чащу леса, перед ними расстилался громадный косогор, покрытый обработанными полями, а влево зияла бездонная пропасть в глубокой расщелине темных скал.

Сюда-то именно и направился Инкази. Этот страшный, опасный путь вел к жилищу его отца Мудима. По ту и по другую сторону узкой тропы громоздились высокие, неприступные отвесные скалы, — и горе тому, кто осмелился бы спуститься на дно этой лощины или ущелья, если там, вверху, на скалах, караулил враг. Эти громадные обломки скал нагромоздили на самом краю обрыва не природа, а человеческие руки, которые всегда были наготове в неприступной крепости Мудима по первому его слову скатить эти громадные каменные глыбы в пропасть в случае, если бы кто-нибудь осмелился против воли Мудима ступить на узкую и тесную тропу на дне ущелья.

Ущелье это делало два резких поворота и крутым подъемом шло в гору. Только после довольно продолжительного, крайне опасного и утомительного перехода наши путники прибыли, наконец, к крепким и сильно огражденным воротам крепости Мудима, которые с готовностью распахнулись перед ними.

Мудима мрачный и Коко. — Курочка. — Счастливая невеста-негритянка. — Легенда Танганайки. — Заколдованный колодец. — Разгневанный водяной. — Преследуемое племя. — Надежды и предчувствия.

Войдя в ворота, Симба и его спутники очутились посреди довольно обширного тэмбе, то есть негритянского селения. В сущности говоря, это тэмбе следовало назвать негритянской крепостью, так как весь этот поселок был с трех сторон обнесен высокими плетнями и заборами, наглухо запертыми со всех сторон, точно стены настоящей крепости. К этой-то ограде прислонились мазанки слуг и рабов, стойла, конюшни, и хлева, загоны для скота и всякого рода строения. Только со стороны, обращенной к озеру, не было ограды; но здесь сама природа позаботилась преградить доступ каждому, даже самому отчаянному смельчаку, так как здесь скала спускалась отвесно в пропасть прямой гладкой стеной на несколько сот футов. Как раз над этой отвесной стеной скал лицом к расстилавшемуся далеко внизу озеру стояла самая большая и пригожая хижина, жилище самого владельца этой своеобразной крепости, этого африканского укрепленного замка — старого Мудима.

Сам он лично отворил ворота вновь прибывшим и приветствовал их ласково, но сдержанно и с достоинством. В противоположность ему молодая девушка, стоявшая рядом с ним, особенно шумно выражала свою радость гостям.

— Поздно же ты возвращаешься, Инкази! — воскликнула она. — Мы уже соскучились по вас, Белого нам очень недоставало. А, да вот и ты, Симба! — продолжала она. — Смотри, видишь, я сделала себе запястье из тех бус, что ты подарил мне!

— Да, Коко, поздно мы вернулись, твоя правда, но зато с добрыми вестями: поджидай завтра большой караван, который приведет коз, овец, сукна и бусы, но захочет кого-то увезти с собой. Знаешь ли ты, кого? — проговорил, улыбаясь, Инкази.

— Эге, да разве вы были там, внизу, в долине, у Лугери?! — воскликнула молодая негритянка.

— Ты угадала, Коко! Ну, а теперь свари нам еще раз вкусный ужин, ведь скоро нам придется подыскивать новую стряпуху. Сестра, вот возьми рыбу, да смотри, сеть тяжела! — С этими словами он передал ей свою ношу.

— Милый, добрый Инкази! — воскликнула Коко. — Я изжарю для вас жаркое в самом лучшем масле, я уж постараюсь угодить тебе и Симбе! — добавила она и упорхнула по направлению к одной из маленьких хижинок, над которой клубилось легкое облачко дыма.

Симба с видимым удовольствием посмотрел вслед удалившейся девушке. Счастливая невеста-негритянка — это такое редкое явление. В сотнях различных деревень, там в долине, насмотрелся Симба на то, как негры добывают себе жен; совершается торг, как на любую вещь или скотину, и этим дело кончается. Но тут, очевидно, говорило и молодое чувство девушки; ее миловидное черное личико сияло счастьем и любовью при одном напоминании о ее женихе.