Георгий Кубанский - Лавина

После смерти жены Самохин заметно изменился. Теперь он щедро отдавал дочери внимание и заботу, которых так не хватало покойной. Люся регулярно получала от него обстоятельные письма.

А на днях, дождавшись студенческих каникул, прилетела в поселок навестить отца...

...Люся вошла в кабинет и остановилась: не помешала ли? Последние дни она не находила себе места. Поселок жил в постоянном напряжении. Отец почти не появлялся дома. Все заняты, озабочены, спешат. Одна Люся не знает, куда девать себя. Дачница!

Самохин встретил дочь усталой улыбкой.

– Не спится? – спросил он.

– Ты тоже не спишь. – Люся подошла к отцу. – Я прочла телеграмму от Крестовникова. Почему ты не обследовал склон Кекура? Неужели никто из ребят не поднимался на гору, не знает тропинок?

– Какие тропинки! Тропинки прокладываются там, где люди ходят. Кого понесет на Кекур? Зачем? Эта горушка так же не исследована, как какой-нибудь семитысячник в Гималаях.

– Но ведь подняться на нее не очень сложно, – возразила Люся. – Даже не зная тропинок.

– Подняться можно. – Самохин понял недосказанное дочерью. – Но зачем? Я бывал в горах и кое-что знаю о них. Если люди несведущие проверят состояние снега, это может принести только вред, дезориентировать нас. Ты студентка географического факультета и прекрасно понимаешь это.

– А если б я поднялась на гору? – Люся смотрела на отца настойчивым взглядом, как бы прося его согласия. – Не одна. Найдутся в поселке крепкие лыжники...

– Поднимешься, – раздраженно проговорил отец. – И что ты там сделаешь? Голыми руками?

Люся молчала. Как ни хотелось ей помочь замершему поселку, она понимала: отец прав. Что можно сделать в горах, не имея даже снежного зонда, термометра? А если б они и были? Люся знала устройство гляциологических приборов, но никогда ни один из них не применяла в горах. Да и сумеет ли она самостоятельно определить, что за лавина образуется на Кекуре, насколько велика угроза?

Самохин понял состояние дочери.

– Приехала, называется, навестить отца. – Он обнял Люсю. – А батя... то носится по комбинату, то безвылазно сидит в кабинете.

– Мне двадцать один год. – В голосе Люси прозвучал упрек. – Других такого же возраста ты посылаешь в метель работать, строить противолавинные сооружения. Одна я живу тут... –Люся запнулась и с усилием выдавила конец фразы: – Дачницей живу.

– Затихнет метель, – продолжал Самохин, не отвечая дочери, – пошлю нарочных в райцентр. На лыжах. Ты горнолыжница. Пойдешь с ними.

– Не пойду.

– Пойдешь.

– Нет.

– Если б ты была нужна здесь, я и не подумал бы об этом, но твое место в университете.

– В обычных условиях. – Смуглое лицо Люси с чуть приподнятыми скулами и узко прорезанными глазами, черными, горячими, было решительно. – А сейчас никуда я от тебя не уйду.

– Я уважаю смелость, – сказал Самохин. – Но смелость ценна только в сочетании с деловым расчетом. Каникулы твои кончаются. Во имя чего ты должна пропускать занятия в университете, если в этом нет никакой надобности?

– Никуда я в такое время из поселка не уйду, – упрямо повторила Люся. Из всего сказанного отцом ей запомнилось лишь справедливое, а потому и особенно обидное утверждение о том, что она не нужна в поселке. – Не пойду.

– Объясни тогда, в чем смысл твоего пребывания здесь?

– Хотя бы в том, что сейчас я заставлю тебя лечь спать. Да, да! Анна Павловна не может потребовать, чтобы ты отдохнул. А я потребую...

– Перестань...

– ...Заставлю тебя отдохнуть. – Люся достала из дивана клетчатый плед, подушку. – А потом ты со свежей головой найдешь выход из положения.

– Остановлю лавину?

Люся не ответила. Она стала у дивана, упрямо пригнув голову, и ждала. Лучше не спорить с ней сейчас – лечь. Тогда она уйдет.

Самохин снял китель. Лег.

Но Люся не ушла, она устроилась в кресле у стола.

Желая обмануть дочь, Самохин закрыл глаза... и заснул.

Люся затенила настольную лампу и, сбросив туфли, забралась с ногами в кресло. Кутаясь в серый пуховый платок, свернулась калачиком. В полумраке комнаты было спокойно, уютно. Доносившийся с улицы свист метели настраивал на размышления.

Отец! Человек, которого она любила и тем не менее не всегда понимала. Крупный, какой-то весь прочный, с гулким властным голосом, заставлявшим в детстве замирать ее в ожидании чего-то необычного, важного. Всегда он был в движении, постоянно спешил, с кем-то или с чем-то боролся, негодовал или ликовал. Даже то немногое время, которое отец проводил дома, он держался так, будто готов был взять чемодан и исчезнуть надолго.

Люся не заметила, как тоже заснула. Спала она спокойно, крепко. Опасность? Возле отца не могло случиться ничего страшного. В этом Люся была убеждена. Детская вера в силу отца вытеснила мысли о лавине и о замершем в глухой тревоге поселке.

Разбудил Самохина стремительно приближающийся грохот. Дребезжал на подносе стакан. Дом трясся в мелкой, пугливой дрожи.

Самохин сорвался с дивана. Не замечая волочащегося за ним пледа, выскочил в приемную. С порога он увидел Люсю, ее пальцы, стиснувшие спинку стула, неестественно выпрямившуюся за столом Анну Павловну, бледную, с застывшей на лице гримасой, словно она собиралась не то засмеяться, не то закричать от ужаса. Лавина?!

Грохот докатился до стены и оборвался. В мертвенно-тихую комнату пробивался лишь ровный рокот. Сознание отметило: «Мотор!»

Надо было выбежать, узнать, что делается на улице, а Самохин все еще не мог справиться с охватившим его оцепенением.

В тишине, нарушаемой лишь звуком приглушенного мотора, гулко прозвучали в коридоре шаги. Дверь распахнулась. Вошли двое. В альпаках и унтах.

Один из вошедших, не снимая очков, старательно протер стекла рукавицей. Потом откинул с головы меховой капюшон и сказал осипшим с мороза голосом:

– Промерзли.

Самохин узнал его и невольно отступил, как от призрака: «Крестовников! Здесь! В такое время!»

– Неважно! – прогудел второй гость, расстегивая негнущимися пальцами меховой альпак. – Зато добрались. – И, прищелкнув каблуками, представился: – Гвардии майор Шихов.

Первой опомнилась Анна Павловна: достала из шкафа чайник и выбежала из комнаты.

– Надо бы экипаж обогреть, – сказал майор, стягивая непослушными руками альпак. – Досталось ребятам!..

В кабинет вошли трое в серых комбинезонах и рубчатых танкистских шлемах. Крупные, плечистые, с испятнанными маслом лицами и руками, они до смешного походили друг на друга.

Танкисты привлекли общее внимание. Никто не заметил, как взгляд Крестовникова удивленно задержался на Люсе. Но Крестовников тут же справился с собой и обернулся к Самохину.