Уильям Голдэм - Искатель. 1993. Выпуск №4

Его настоящее имя было Каспар Сцель, но уже двадцать восемь лет никто его так не называл. Иногда, когда он находился в полудреме, перед тем как заснуть, он задумывался, а был ли вообще такой Каспар Сцель, а если и был, то каким бы он стал, если бы ему дали жить дальше?

Он умер мгновенно при аварии — от столкновения, а не от огня. Огонь лишь затруднил опознание.

Все происшествие, начиная с Джимбелз и далее, длилось каких-то три минуты.

И вообще, трудно было бы придумать более благополучный исход трагедии.

— Гляди-ка, Гусь идет! — крикнул один из пареньков с крыльца.

Леви старался не замечать их, он стоял на верхней ступеньке крыльца своего дома и проверял, хорошо ли зашнурованы кроссовки. На нем были самые лучшие кроссовки, последняя модель «Адидаса», они плотно и удобно облегали ногу и не причиняли никакого беспокойства даже в первый день. Леви только к некоторым деталям своего туалета относился со вниманием, и особо он лелеял свои кроссовки.

— Эй, Гусь, Гусь, Гусь! — прокричал другой паренек с крыльца, этот у них был вожаком, маленький, проворный, одетый ярче всех. Он с нарочитым восхищением указал на кепку Леви — в таких обычно играют в гольф.

— Обалденный у тебя горшок.

Леви машинально поправил на голове кепку — шпана на крыльце соседнего дома загоготала.

Леви всегда остро реагировал, когда упоминали его головной убор. Он носил эту кепку уже несколько лет, и никого это не касалось. На Олимпийских играх 1972 года американец Уоттл выиграл забег на 800 метров, он тоже носил кепку для гольфа, и поэтому все решили, что Леви — подражатель.

Для молодого человека, едва прожившего на свете два десятка лет, у Леви было довольно независимое мышление, и он никому не подражал, тем более — коллеге-бегуну.

Леви сделал глубокий вдох, приготовился к издевкам шпаны и затрусил вниз по ступенькам крыльца, как аист вскидывая длинные ноги. Шпане нравилась его неуклюжесть. Они захлопали руками о бока и зашипели. Леви терпеть не мог, когда его передразнивали. К тому же шпана до обидного точно изображала его. Он, Томас Бэйбингтон Леви, действительно походил на гуся. Признавать это было неприятно.

Поганцы были латиноамериканцами, обычно они шлялись вшестером; жили, по-видимому, в доме, который был на три здания ближе к Центральному парку, чем дом Леви. Во всяком случае, они там постоянно сшивались с июня, а стоял уже сентябрь, и не было никаких признаков, что лоботрясы собираются назад, на юг. Подросткам было где-то по пятнадцать-шестнадцать; маленькие, худые, агрессивные, они и ели на своем крыльце, бросали мяч в стенку рядом с крыльцом и часто в сумерках, когда Леви проходил мимо, тискали соседских девчонок. От зари до зари члены шайки отирались возле своего крыльца, курили, играли и не обращали ни малейшего внимания на окружающий мир, потому что сами они составляли свой мирок, тесный и постоянный, и иногда по этой самой причине Леви задумывался: не завидует ли он им? Не то чтобы он ждал приглашения шпаны присесть рядом, нет. Несомненно, он бы отказался. А впрочем, кто знает, как бы он поступил, ведь шайка не приглашала его…

Оказавшись на тротуаре, Леви повернулся к Центральному парку. Когда он пробегал мимо шпаны, один из них, тот, который якобы обалдел от его «горшка», сказал:

— А почему ты не в школе?

Это было так неожиданно, что Леви рассмеялся, потому что как-то раз в июне, когда шайка вела себя особенно нагло, он им сказал:

— А почему вы не в школе?

Он не только не заткнул рты этим оболтусам, напротив, они потом целый месяц не давали ему прохода этим вопросом. А сегодня они вспомнили его после долгого перерыва, вот он и рассмеялся. Смех был неожиданной и несуразной реакцией. Кто об этом сказал? Леви порылся в памяти: может, Бернард Шоу? «Думать!» — скомандовал он себе, но нужное не приходило. Леви напряг память: такие вещи знать надо, если хочешь стать первоклассным специалистом. Отец его сразу бы назвал и имя, и книгу, из которой цитата взята, и состояние автора в момент написания книги: хорошие были для него времена или нет, и вообще…

Леви жил на 95-й Уэст-стрит, недалеко от Колумбийского университета. Район не из лучших, конечно, но если ты студент и живешь на стипендию, то особо выбирать не приходится, довольствуешься малым, а в июне малым была одна комната с ванной в доме из песчаника, номер 148 на 95-й… Да не так уж и плоха эта комната. Между жильем и университетом была хорошая беговая дистанция: через Риверсайд-парк, затем вверх по 116-й улице, прямой участок по набережной — большего для бегуна и не надо.

Леви пересек авеню, прибавил скорость у Центрального парка, свернул налево и пробежал один квартал. Оказавшись в самом парке, направился в сторону теннисных кортов. Осталось лишь свернуть — и он на месте.

У водохранилища.

Тот, кто спланировал этот водоем, решил Леви уже много месяцев назад, был его единомышленником. Водохранилище — безупречное озерцо — облюбовали миллионеры с Пятой авеню, их дальние, но не бедные родственники с Южной авеню и дальние родственники последних с Западной авеню.

Леви легко обгонял прочих бегунов, огибая озерцо. Было полшестого вечера — он всегда бегал в это время, самое подходящее для него. Некоторые любят пробежаться утром, но у Леви утром лучше всего работал мозг, так что самые сложные учебники он штудировал до обеда, а после полудня делал записи или читал что полегче. К пяти часам мозг истощался, а тело отчаянно требовало движения.

Итак, в половине шестого Леви тренировался. Ясно, что он бегал быстрее всех в этих местах, и будь вы случайным наблюдателем, то непременно подумали бы, что этот рослый и, пожалуй, стройный парень обладает хорошей техникой бега, хотя бег его немного и смахивает на гусиный.

Но вам бы заглянуть в его мечты.

Леви собирался бежать марафон. Как Нурми. Как уже почти легендарный Нурми. Пройдут годы, и во всем мире болельщики будут мучиться вопросом: кто лучше, всесильный финн или легендарный Т. Б. Леви? «Леви, — заспорят одни, — никто, кроме него, не пробежит так последние пять миль». А другие возразят, что к тому времени, когда Леви будет бежать последние пять миль, Нурми уйдет вперед так далеко, что уже не важно будет, как Леви побежит эти самые пять миль. Спор будет разгораться — один знаток против другого — и гореть многие годы…

Дело в том, что Леви хотел стать не просто марафонцем, он хотел стать исключительным марафонцем. А если еще учесть его поразительный интеллект и широту познания в сочетании со скромностью, столь же великой, сколь и естественной…