Ростислав Самбук - Чемодан пана Воробкевича. Мост. Фальшивый талисман

По нему стреляли с нескольких позиций, но он был словно заговорен — никак не могли попасть; наконец кто–то из солдат догадался метнуть гранату. Она упала рядом с Грозой — в лунном свете он успел заметить, как катился на него маленький железный шар. Взрыва он уже не услышал…

Бандеровцы оборонялись недолго. Сложили оружие, и только двое особенно упорных засели на чердаке и отстреливались, пока не кончились патроны. Солдаты хотели взять их живьем, но, взобравшись на чердак, увидели два трупа. Видно, много преступлений было у бандитов на совести…

Когда все кончилось, на хутор приехал полковник Трегубов.

— Грозу взяли? — первое, что он спросил.

Майор Гусев показал на крыльцо, возле которого лежали тела убитых. Трегубов посветил фонариком.

— Этот? Эх, — нахмурился он, — не могли взять живьем…

Гусев ничего не ответил, и полковник понял.

— Хотя, — повеселел он, — черт с ним! Банду ликвидировали — и квиты.

Кирилюк, подходя, услышал последние слова Трегубова.

— Только бы знать, что все они тут… — сказал он сокрушенно. — Разрешите мне допросить арестованных?

— Допрашивайте, — согласился Трегубов. — Думаю, все в порядке.

Весь день Модест Сливинский провел у Ядзи и вернулся к Лизогубу в хорошем настроении. Вчера, когда Хмелевец за обедом снова набрался до чертиков — не без его, пана Модеста, помощи, — Сливинский нанял машину и перевез чемодан на улицу Менжинского. Запихнул на антресоли и вздохнул с облегчением — пусть теперь Семен ищет; не всегда подтверждается истина: кто ищет, тот найдет…

Сегодня или в крайнем случае завтра ждал отца Андрия. Рассчитал: Дмитро Заставный попал в Пилиповцы в тот же день или утром следующего. Прибавил еще сутки его милости на связь с Грозой. Выходило, что священник мог уже прибыть в особняк на Июньской.

Пан Модест медленно шел, насвистывая мелодию модного фокстрота. Сливинский изображал эдакого, уже не первой молодости, гуляку.

Темнело… Пахли цветы… Сливинский с наслаждением вдыхал горьковато–пряные запахи, которые немного кружили голову и настраивали на лирический лад…

На углу Июньской, у открытой калитки, на скамеечке, сидела пара. Увидев ее, Сливинский замедлил шаги. Сам не мог понять, почему поступил так, как–то это получилось само собою, интуитивно… Дом был пуст, с запертой калиткой — и вдруг… Ведь до этого пара сидела спокойно, но, увидев Сливинского, парень притянул к себе девушку — сделали вид, что целуются…

В Сливинском проснулся бывший гестаповец: замечал все, что делается вокруг, не пропустил бы ни малейшей подозрительной детали. Продолжая насвистывать тот же модный фокстрот, даже не взглянув в сторону влюбленных, уверенно свернул на Июньскую.

Дом Лизогуба шестой справа — в самом конце улицы. Сливинский шел, помахивай рукой, казалось, никуда не смотрел, и все же знал, что делается вокруг: научился видеть, еле скашивая глаза, и быстро ориентироваться в обстановке.

На всякий случай миновал дом Лизогуба, даже не посмотрев на него. За поворотом стоял грузовик, и шофер, подняв капот, копался в моторе. Бросил мгновенный взгляд на Сливинского, но пан Модест знал такие взгляды: посмотрел, словно сфотографировал.

Третий дом справа стоял в глубине сада. Калитка никогда не запиралась; тут жило несколько семей — дом большой, двухэтажный. Владелец его сбежал с гитлеровцами, и дом забрал коммунхоз.

Сливинский, давно обследовавший все вокруг дома Лизогуба, знал, что его появление во дворе никого не удивит — пришел гость к кому–то из жильцов. В освещенной яркой лампочкой беседке играли в домино. Никто и не взглянул на Сливинского, и тот, не дойдя до здания, свернул на дорожку, ведущую через заросли сирени к огородам.

Стемнело. Пан Модест постоял несколько минут среди кустов и, выбрав удобный момент, юркнул в кукурузное поле. Кукуруза еще не очень высокая, но густая, и, сидя в ней, можно незаметно следить за домом Лизогуба.

Прошел час, и Сливинский услышал урчание мотора: шофер наконец завел машину и уехал. Пан Модест подумал, что, вероятно, все его подозрения абсолютно беспочвенны, и все же решил подождать.

Еще через час Сливинский возблагодарил бога за свою осторожность: в соседнем с лизогубовским садике мелькнула тень — кто–то, пригнувшись, побежал к огородам, навстречу ему с картофельных грядок встали двое. Значит, догадался Сливинский, дом уже давно окружен и каждый, кто входит туда, попадает в ловушку. Посмотрел на часы — половина двенадцатого. Сперва хотел выбраться отсюда — наверное, все уже легли и не заметят его, — повернет направо, по темной улице выйдет на пустырь, но, поразмыслив, остался еще. Улицу могли перекрыть, и такой поздний прохожий в этом районе не мог бы пройти незамеченным. Лежал, стараясь не шевелиться, и дышал тихо–тихо, как мышь.

…Отца Андрия встретили на вокзале и уже не выпускали из поля зрения. Несколько часов он провел в епархиальном управлении. Потом священник отстоял обедню в кафедральном соборе и пообедал в первоклассном ресторане. Ни с кем подозрительным не встречался и не обменялся ни единым словом. Полковник Левицкий допускал, правда, что Андрий Шиш мог договориться со своим сообщником в епархиальном управлении и передать ему функции связного, но сам не поверил в это — считал, что священник обязательно пойдет на Городецкую.

В начале девятого отец Андрий сел в трамвай, идущий мимо вокзала, и сошел в конце Городецкой. Видно, бывал тут не раз, потому что, не расспрашивая, уверенно ориентировался в лабиринте кривых переулков. Позвонил у калитки дома с мансардой на Июньской улице.

Быстро установили, кому принадлежит особняк и кто в нем проживает.

Около одиннадцати Левицкий приехал на место событий. Трегубов еще не вернулся из Поворянского района.

Иван Алексеевич разделял точку зрения Кирилюка о нецелесообразности ликвидации отряда Грозы до его передислокации в район Злочного. Но сейчас, приехав на Июньскую, успокоился. Лейтенант Ступак доложил: в доме Лизогуба кроме самого хозяина и Андрия Шиша есть еще кто–то. Установили это довольно просто. Лизогуб поливал грядки за домом, когда вдруг загорелось маленькое окно на первом этаже и почти одновременно в мансарде погас свет. Итак, непрошеные гости тут, дом окружен так, что и мышь не выскользнет, и можно начинать операцию.

Лизогуб, подтянув шланг, наливал воду в бочку. Решили воспользоваться этим обстоятельством и пройти в дом, пока не заперта дверь. Приближалась полночь. Лизогуб, что–то бормоча себе под нос, свернул шланг и понес в сарайчик за домом. Ступак и еще один оперативник взяли его там — не успел и пикнуть. Шесть человек во главе с Левицким поднялись на крыльцо, вошли в переднюю. В гостиной, под мягким светом торшера, сидел отец Андрий и читал книгу. Услышав шум в передней, поднял голову. Не закричал, не произнес ни слова, только закрыл лицо книгой, будто хотел защититься. Левицкий пробежал мимо него в соседнюю комнату. Ступак гремел по лестнице, ведущей на мансарду. Кто–то выглянул из двери, метнулся назад — лязгнул замок. Лейтенант с разбегу ударил плечом, замок не выдержал, и Ступак, потеряв равновесие, растянулся на пороге. Это спасло ему жизнь — пуля свистнула над головой. Лейтенант выстрелил, целясь в руку с пистолетом, и попал — оружие упало.