Сергей Наумов - Время талых снегов

Стриженой никогда не считал нарушителей глупыми — и тут сказывался опыт его предшественников и его собственный опыт; он проштудировал сотни документов, лаконично повествующих о задержании, просмотрел огромное количество стенограмм допросов пойманных нарушителей, в свое время подивился их изощренности в подготовке перехода границы, их остроумным внезапным ходам. И теперь Стриженой понимал, что имеет дело с хитрым, коварным врагом, скорее всего, человеком местным, возвращающимся из-за кордона.

На небольшом, в сущности, клочке земли поведется ожесточенная борьба умов, характеров, опыта и интуиции. Капитан предполагал — нарушитель имеет резервный вариант на случай неудачи, возможен и обратный прорыв границы, поэтому он и поднял заставу по тревоге. Через час пробудится весь район, и круг замкнется. Дружинники блокируют непроходимые чащи, протянутся цепью вдоль скалистых склонов, как бы отрезая полный тайн мир пограничной полосы от шумного, многолюдного мира городов и сел, от вечно живых артерий — дорог.

Солдаты из пограничного отряда, поднятые по тревоге, закроют все проходимые и непроходимые черные тропы, умело замаскировавшись, замрут, застынут в ожидании, чутко вслушиваясь в шорохи, отыскивая среди них тот единственный, который рождает шаг человека.

Стриженой знал, как редко случается на границе задержать настоящего матерого нарушителя. Иной прослужит всю жизнь, но так и не столкнется с человеком, который долгие годы готовился к переходу. Асы разведки не каждый день прорывают границу. Но ты готовишься к этой встрече всю жизнь и, если настал твой час, ты отдаешь всего себя борьбе, поиску, схватке.

— Агальцов, — сказал Гомозков, нарушая раздумья командира.

— Где?

— Справа, в сорока метрах от поворота.

Капитан приказал остановиться и выскочил из машины. На темной стене леса тускло мерцала яркая точка. Курит!

Капитан выслушал доклад подошедшего пограничника, спросил:

— Курили?

— Курил, товарищ капитан, — опустил голову солдат, — захолодился на одном месте, вода кругом.

— Гомозков, займитесь следом. А вы... — Стриженой смерил Агальцова строгим взглядом, — покажете место, где видели шаровую молнию.

— Есть!

Агальцов повел рукой в сторону болотца.

— Сперва она пришла от границы, а дальше я не видел.

— Какая она была, когда вы ее обнаружили? Опишите.

— Когда увидел, вроде как фара у «газика»,только больше в размерах и поярче. Туман был, товарищ капитан. Много не увидишь. Хотя по манере все это напоминает Клода Моне, знаете, есть такой французский художник. Так вот, у него Нотр-Дам написан в сплошном тумане, получилось вроде видения, ирреально все — вроде есть и вроде пригрезилось.

— А если без Моне, — усмехнулся капитан, — не пригрезилась вам, Агальцов, эта самая молния?

— Никак нет. Я в том месте, где молнию засек, лес обследовал. Деревья в округе подпалены. Слышите, пахнет.

«Вот тебе и первогодок, — думал Стриженой, — и с обонянием у него полный порядок, и времени даром не терял».

Во влажном воздухе стойко держался запах горелого дерева.

Подошедший Гомозков доложил:

— След часовой давности, товарищ капитан, размер обуви сорок три, сапоги с подковами, новые. Рост нарушителя за метр восемьдесят пять, вес... Вес за сто сорок, товарищ капитан, остальное только Мушкету известно.

— Так. Говоришь, с подковами сапожки? На счастье подковки приколотили, Гомозков, а? И вес... А может быть, нес он что-нибудь. След нужно искать, Глеб. По ручью ведь пошел.

— По ручью, товарищ капитан.

— Значит, где-нибудь выйдет. Возьмешь Агальцова и вверх. Я еще побуду здесь. И вниз спущусь.

— «Попрыгунчик», товарищ капитан?

— Не знаю, Гомозков. Нужно посмотреть, что на КСП в ложбине. Держи связь с заставой. Там Недозор.

— Есть держать связь с заставой.

Агальцов и Гомозков с Мушкетом неслышно растаяли в тумане.

Теперь они бежали, отстав друг от друга на добрую сотню метров. Впереди Гомозков с Мушкетом на длинном поводу, за ним худой, жилистый Агальцов.

Собака взяла след, едва пограничники прошли полкилометра вверх по ручью. Два часа без передышки шел поиск. И вот надо же: Мушкет потерял след, кружил по поляне с тремя стогами сена, тыкался носом то в один стог, то в другой, жалобно скулил, потом сел, вывалив язык и тяжко дыша, словно бы моля об отдыхе.

— Ищи, Мушкет, ищи. Ну, Мушкетик, милый, уйдет ведь он.

Гомозков уговаривал собаку, поглаживая ее мокрую голову.

Далеко в горах высверкивали молнии, здесь же в долине ровно шумел дождь.

— Что? — выдохнул подбежавший Агальцов.

— Похоже, Мушкет след потерял, — угрюмо отозвался проводник.

Агальцов сразу поскучнел.

— Значит, спрашиваем — отвечаем. Как звали моего предка, который жил при Иване Грозном? Ответ — Лифантием.

— Ты бы лучше осмотрел местность, чем трепаться, — не то приказал, не то попросил Гомозков.

— Ладно. Я сейчас залезу вон на ту сосенку.

Агальцов слыл мастером турника. Вскоре его жилистое тело замелькало где-то возле самой вершины.

Гомозков устало присел на поваленный бурей старый дуб.

Надежда, что Мушкет снова возьмет след, не оставляла следопыта. Дождь, конечно, мешает собаке, но и что-то еще. Ведь след-то свежий, и что Мушкету дождь, если он не вынюхивает землю, как другие, а ведет проводника по запаху, оставленному чужим человеком в общей атмосфере данной местности.

Значит, что-то еще мешает собаке.

Гомозков знал, на какие ухищрения идут нарушители, чтобы замести след. Табак, рассыпанный на тропе, — самое простое. Гомозков встал, потянул ноздрями влажный плотный воздух. Его насторожил сам воздух. В нем таился какой-то запах, незнакомый, совершенно чуждый многочисленным лесным запахам. Словно жгли здесь недавно не то пробку, не то...

«Газ», — пришла внезапная мысль. Вот что мешает Мушкету.

Агальцов шумно спрыгнул на землю.

— Нет, ты мне скажи, шотландцы носят комбинацию? А? Небо в мехах до самого Рижского залива, товарищ сержант. В полумиле, курс зюйд-вест, большая поляна и на ней опять же три стожка сена. Надо бы посмотреть.

— Посмотрим. Обязательно. Отдохнем чуток. Мушкет выдохся.

Агальцов удивленно уставился на товарища.

— Здесь он, твой дядя с подковами. И недалеко. Достанем. Ты вот лучше мне скажи, Алеша. Вроде ты и грамотен. Биографии великих людей читал, разные картины видел, а живешь не думая.

— А чего думать, если все понятно. К примеру, на сей момент: Мушкет твой едва плетется, потому что старшина лишний кусок мяса пожалел собачке.

— Потяни-ка своим длинным носом. Потяни как следует.

Агальцов шумно, со свистом вдохнул в себя воздух.