Луи Буссенар - Пылающий остров

Но зато как горяча питаемая к вам признательность! Как все огорчены известием, что вы ранены и страдаете! Сколько ежедневно возносится самых искренних молитв к Небу о вашем выздоровлении!

А можете себе представить, как мучит меня скорбь о случившемся с вами несчастии! Ведь я был к вам ближе других, а потому мог еще лучше узнать и оценить вас…

Сказать ли вам, что удар, поразивший вас, поразил и меня? Видя вас помертвевшей, я чувствовал, как мое сердце разрывается на части от невыносимой боли… В этот момент я понял, почему люди умирают с горя!

А потом какое отчаяние охватило меня, когда я должен был покинуть вас в самую серьезную минуту вашей болезни, чтобы возвратиться к своему посту на поле битвы!

О, как иногда бывает трудно исполнение долга и как беспощаден этот долг!

Меня несколько утешало только то, что я оставлял вас в заботливых и преданных руках графа и графини де Солиньяк, этих лучших из людей. Я же мог быть для вас не более как совершенно бесполезной, хотя и усердной сиделкой, между тем как несчастная Куба так нуждалась в моих силах и в моей крови.

Я снова отправился на Кубу и стал жить только воспоминаниями о вас, изредка получая от графа известия о ходе вашей болезни.

Эти воспоминания, одновременно и бесконечно сладкие, и бесконечно горькие, никогда не покидают меня. Они составляют для меня все и служат утешением в моей тревожной жизни солдата, которая каждую минуту ставится на карту.

Я постоянно вижу вас посреди шума и беспокойств бивачных ночей, грохота пушек, треска ружейных выстрелов и облаков удушливого порохового дыма; вижу вас и во время наших беспорядочных, неопределенных маршировок, составляющих, как известно, нашу тактику.

Да, я постоянно везде и всюду вижу вас!.. Ваш милый образ, точно обольстительный, дорогой мираж, заставляет биться мое сердце от восторга и вызывает слезы умиления на мои глаза, измученные видом только бедствий и страданий!..

Вот вам моя исповедь; вы теперь знаете состояние моей души. Удивление, преданность, поклонение — все эти чувства к вам, которыми вы наполнили мое сердце, бесконечны и неизменны; уничтожить их может только смерть!

Прощайте же, дорогая кузина, или, вернее, до свидания при лучших условиях. Сохраните в своей памяти хоть маленькое местечко для того, кто, быть может, скоро явится сообщить вам лично о совершившемся освобождении его новой дорогой родины.

Искренне преданный вам кузен

Роберт.

P.S. Передайте, пожалуйста, выражение моего искреннего почтения вашим родителям, Мариусу — мой сердечный поклон, а маленькому Пабло — мой горячий поцелуй!»

Дочитав до конца это письмо, тронувшее ее до слез, Фрикетта встала совершенно преобразившейся.

Четверть часа тому назад она еще выглядела больной, а теперь, вся розовая от возбуждения, с блестящими глазами, она вдруг сделалась прежней Фрикеттой — здоровой, деятельной, проворной и жизнерадостной.

Прижав к губам нежно-голубой цветок, находившийся в письме, она приколола его к своему корсажу и возвратилась в сад к своим родителям.

Твердым, звенящим голосом, лишь по временам вздрагивавшим от волнения, она прочитала им письмо молодого кубинского офицера.

Окончив чтение, она спросила со своей обычной решимостью:

— Что вы скажете об этом письме?.. Говори ты первый, отец.

— Я полагаю, что оно написано человеком с прекрасным сердцем, — ответил старик.

— Да?.. Ну, а ты, мама, что скажешь?

— Я?! — воскликнула госпожа Робер. — Я готова плакать…

— Но почему же, мама?

— А потому, моя дорогая, что сердце матери может многое отгадывать. Мне кажется, что тот, кто писал эти хорошие строки, скоро сделается самым близким нашим родственником и будет называть тебя уже не кузиной, а…

— И тебе это не по душе?

— О, нет, напротив! Я с восторгом назову его своим сыном, потому что считаю его способным дать счастье моей дочери.

— Ты не ошиблась, мама… И ваша Фрикетта теперь уже не покинет вас.

— И это будет скоро? — спросил старик.

— Не знаю, отец. Ты забываешь, что он солдат, и его новое отечество в нем нуждается!.. Нет, это будет потом… после… чего бы мне это ни стоило!.. Да… после… когда совершенно успокоится несчастный пылающий остров!

И молодая девушка, не выдержав, упала на грудь своей матери и судорожно зарыдала.

Госпожа Робер крепко сжала в объятиях Фрикетту, а старик, не замечая текущих у него из глаз слез, с бесконечной любовью смотрел на дорогих его сердцу существ — дочь и жену.

Инсургент (лат.) — участник восстания.

Короткое лезвие, насаженное на длинную палку. — Примеч. переводч.

Так негры произносят monsieur, господин. — Примеч. автора.

Сиеста (исп.) — послеобеденный отдых.

Каталепсия (греч.) — оцепенение.

См. роман «Без гроша в кармане». — Примеч. автора.