Петр Лебеденко - Шхуна «Мальва»

— Шорохов? — спросил угрюмый человек у калитки. — Садитесь в машину.

Андрей Ильич спокойно сказал:

— Сяду. Только скажу жене.

— Говорить ничего не надо. Это всего на десяток минут.

Не слишком вежливо его подтолкнули к дверце, и машина помчалась по темным улицам.

Когда Шорохова ввели в просторный, уставленный массивными креслами, но освещенный только одной маленькой лампочкой кабинет, он с удивлением осмотрелся. Эта большая неуютная комната казалась необжитой и пустынной. Вдоль стен стояли кресла, тускло поблескивая лаком, на них, видимо, давно никто не сидел.

Сопровождавший Шорохова человек бесшумно удалился, а Андрей Ильич опустился в кресло. Мысли одна нелепее другой не давали ему сосредоточиться, и он начал нервничать. Потом быстро встал и со словами: «Какого черта, в конце концов!» — направился к двери. И в ту же секунду услышал:

— Шорохов, подойдите сюда!

Андрей Ильич повернулся на голос и только теперь увидал человека, сидевшего за маленьким столиком в полутемной нише. Лица этого человека почти не было видно, но голос его показался шкиперу знакомым. Шорохов шагнул к столику, сел на стул и тут только узнал заместителя начальника НКВД Самойлова, своего старого знакомого. Не раз Петр Аркадьевич Самойлов бывал на шхуне, уходил на ней в море дня на два, на три, вместе с командой поднимал паруса, как рядовой матрос драил шваброй палубу, а когда снова возвращался на берег, говорил: «Вот это отдых! Теперь месяц буду работать как вол».

Андрей Ильич считал Самойлова порядочным и честным, простым, от «рабочей кости» человеком. Они были на «ты», при встрече тепло, совсем по-дружески здоровались и, оба коренные южане, мечтали съездить когда-нибудь вдвоем на самый дальний север. «Слушай, Андрей Ильич, — говорил Самойлов, хлопая по плечу Шорохова сильной рукой, — забьемся, брат, за Колыму, в охотничью избушку, пускай там нас снегом занесет, будем белку бить прямо из окна... Здорово, а? Ха-ха-ха!». Смеялся он сочным, густым басом, весело и заразительно.

И вот Андрей Ильич смотрит сейчас на Самойлова и никак не может его узнать. Бледное лицо, усталые, пустые глаза.

— Слушайте, Шорохов, в каких отношениях вы были со штурманом порта Ромовым? Надеюсь, вы не станете отрицать, что часто с ним встречались? — спросил Самойлов. Голос его был ровным, бесцветным.

Андрей Ильич знал, что Ромов арестован как враг народа, однако твердо ответил:

— С Ромовым я был в самых лучших человеческих отношениях. Это настоящий коммунист...

— Настоящий коммунист не станет врагом народа! — крикнул Самойлов. — Значит, вы были друзьями?

— Да, мы были друзьями.. И я не верю, что...

— Помолчите! К нам поступило заявление, что накануне ареста Ромова вы встречались с ним на вашей шхуне и он уговаривал вас бежать на этой же шхуне в Турцию...

— В Турцию? Бежать?

— Он говорил, что для вас обоих это лучший выход, так как и его и вас все равно арестуют... Вы, судя по словам заявителя, отказались от предложения Ромова, поэтому мы к вам не имеем никаких претензий. Однако вы должны подтвердить, что Ромов действительно склонял вас к побегу...

Шорохов посмотрел на Самойлова. Верит ли он сам в эту басню?

Самойлов между тем придвинул к Шорохову исписанный каллиграфическим почерком лист бумаги, небрежно сказал:

— Здесь все уже написано. Вам остается только подписать. — И добавил с деланной веселостью: — После чего можете отправляться встречать праздник. Может быть, по старой памяти пригласите на рюмку коньячку?..

Он засмеялся, но это был не тот смех, сочный и густой, какой любил Шорохов. Что-то постыдненькое было в нем, не самойловское. Андрей Ильич резко отодвинул бумагу, сказал жестко, твердо:

— Нет! Нет, гражданин Самойлов, увольте: на такую провокацию я не пойду. Очернить невинного человека?

Самойлов наклонился к лицу шкипера, почти прошептал:

— Слушай, Андрей Ильич, Ромов все равно человек конченный, а тебе...

Шорохов долгим, пристальном взглядом посмотрел в глаза Самойлову, потом медленно, как бы задумчиво, покачал головой:

— А я-то верил в тебя, Петро Аркадьевич. Думал, ленинец ты... А ты...

— Кто же я? — тихо спросил Самойлов.

— Дерьмо ты! Ясно? А теперь давай кончать разговоры. Баста. Ни к чему все равно не придем.

Он видел, как побледнел Самойлов, как мелко задрожали его пальцы. «Сейчас ударит, — подумал Андрей Ильич. — Или вызовет своих холуев, -прикажет, чтоб били». Но страха Шорохов не испытывал.

Самойлов встал из-за стола. Поднялся и Шорохов. Несколько мгновений они стояли друг против друга, не произнося ни слова, каждый думая о своем. Потом Самойлов прошептал, не глядя на Шорохова:

— Не бросайся словами, Андрей Ильич... Другому такое скажешь — не снесешь головы. Подписывать бумагу будешь?

— Нет! — твердо ответил Шорохов и снова взглянул на Самойлова. Ему вдруг показалось, что в его лице он увидел что-то вроде доброжелательной улыбки. Будто не осуждал Самойлов, а одобрял.

В это время дверь в кабинет резко распахнулась, и в нее почти вбежал маленький тщедушный человечек в черном костюме. Самойлов вытянулся, щелкнул каблуками, шагнул навстречу человечку.

— Товарищ начальник... — стал было он докладывать, но тот бесцеремонно отстранил его рукой, сказал:

— Отставить. — И прошел мимо, к Шорохову. — Шорохов? — начальник повысил голос.

— Да, Шорохов, — спокойно проговорил Андрей Ильич. — Я не глухой, кричать не обязательно.

Начальник сел за стол, посмотрел на не подписанное Шороховым показание, вскинул быстрые глаза на Самойлова:

— Отказывается? — И Шорохову: — С Ромовым заодно? Такой же предатель?

Андрей Ильич почувствовал, как его лицо наливается кровью, а начальник продолжал:

— Участник революции... Юнцом дрался на баррикадах... А теперь — пособник врагов народа! Долго, долго маскировался...

— Я прошу, — прошептал Шорохов, — я прошу прекратить оскорбления. Я член великой партии Ленина...

— Да? — начальник усмехнулся, побарабанил пальцами по столу. — Я тоже думал, что Шорохов — член партии Ленина. Но почему он не хочет подтвердить, что Ромов подбивал его бежать в Турцию? Почему он не хочет помочь партии разделаться с ее врагом?

— Почему? — Шорохов устало опустился в кресло, провел ладонью по лицу, точно смахивая усталость. — Ромов не враг, слышите?! Это провокация. Партия не простит вам...

Он не успел договорить. Начальник вскочил со своего места, прыгнул к Шорохову и ударил его кулаком в лицо. Потом еще раз, еще и еще... Бил расчетливо, стараясь угодить в губы и висок. Бил и молчал...