Мартин Сутер - Альмен и стрекозы

На левом стояке ворот был закреплен домофон — тоже из полированной латуни — с двумя кнопками. Верхняя была подписана «К, С, L & D», нижняя — «Й.Ф.ф. А».

Альмен нажал на нижнюю.

Через несколько секунд недоверчивый мужской голос спросил:

— Да?

— Это я, — ответил Альмен.

Запорное устройство зажужжало, открываясь, и Альмен ступил на выложенную плиткой дорожку, которая вела к резной дубовой двери виллы. Но на половине пути он свернул, скрывшись за тщательно отманикюренным кустом самшита.

Эта боковая дорожка огибала виллу и вела в глубину сада, обустроенного в виде парка. Ухоженный газон, тут и там пронизанный то морковными грядками, то темно-зелеными рододендронами и уже по-осеннему окрашенными азалиями. Все это торжественно охранялось старыми насаждениями — огромными елями, кедрами, платанами и магнолиями.

Там, в вечной тени парковых деревьев, стоял небольшой дом садовника, к западному фасаду которого примыкала оранжерея.

Дверь дома была открыта, в тесном вестибюле Альмена поджидал невысокий мужчина. У него были гладкие, тщательно разделенные пробором иссиня-черные волосы и черты лица индейца-майя. Одет он был в белую кельнерскую куртку с белой рубашкой и черным галстуком и в черные брюки. Альмен приветствовал его по-испански:

— Hola, Carlos.

— Muy buenas tardes, Don John, — ответил Карлос, принял у него плащ, повесил его на плечики и направился с ним к двери под крутой деревянной лестницей, ведущей в мансарду. Порог этой двери находился на две ступени ниже пола вестибюля.

За дверью располагалось помещение, которое служило некогда прачечной для виллы и было соответственно просторным. Там и теперь стояли стиральная машина и сушилка и были натянуты несколько веревок для белья. Но б ольшую часть помещения занимали сундуки и предметы мебели, громоздившиеся до потолка. Здесь Альмен хранил те вещи из своей прежней жизни, которые были ему либо слишком дороги, либо неликвидны.

На одну из бельевых веревок Карлос повесил плащ и вернулся в тесный вестибюль. Альмен стоял там перед консолью, над которой висело позолоченное гардеробное зеркало. На консоли лежало письмо, что было необычно, поскольку вся почта для него адресовалась в его почтовую ячейку в Венском. Он предпочитал, чтобы его кредиторы не знали, где он живет.

Альмен сунул конверт в карман. Прочитать письмо он собирался позже.

Из открытой двери кухни пахло обедом, который Карлос подогревал на слабом огне. Альмен знал этот запах: ностальгическая еда Карлоса. Черные бобы, фасоль- frijoles. А к ним — guacamole— паста из авокадо, приправленная луком, чили, лимоном и свежим кореандром, жареные котлетки, tortitas de carne,и маисовые лепешки, tortillas.

Это не было любимой едой Альмена, но выражать недовольство он не мог. Слишком давно уже он не давал Карлосу денег на ведение хозяйства.

Они вошли в единственное помещение домика, хоть как-то отвечавшее запросам Альмена: в библиотеку. По площади она была вдвое просторнее дома садовника. Вдоль стен стояли массивные книжные полки, по которым — если присмотреться — было заметно, что когда-то они были встроенными. Помещение выглядело необычайно светлым как для этой погоды, так и для тенистого местоположения. Библиотека была из стекла и в прошлом представляла собой оранжерею имения.

Ее бетонный пол устилали ковры, тут имелась группа сидений «ар-деко», конторка, секретер со столешницей для письма, шведская печь с двумя удобными креслами из потертой кожи и передвижная библиотечная лесенка из красного дерева. Несколько торшеров обеспечивали хорошее освещение для чтения ночью, а немного неисправная люстра служила для создания праздничной атмосферы.

В задней части оранжереи стоял черный рояль «Бехштейн». Альмен был одаренным, но несколько небрежным пианистом и раньше иногда играл для своих гостей барную музыку. Он и теперь время от времени импровизировал сам для себя — ради того, чтобы снять напряжение дня.

Альмен сел в кресло для чтения и достал из кармана письмо. Карлос придвинул приставной столик в пределы досягаемости Альмена и поставил на него аперитив: шерри.

На конверте красовался герб Королевства Марокко и росчерк его генерального консульства. Адрес получателя был написан чернильной авторучкой. Альмен вскрыл конверт и извлек письмо.

Той же ручкой на листе было написано: «12 455 — включая проценты. Последний срок — среда!! Иначе…!!!»

Подписано: «Х. Дериг».

Альмен почувствовал стеснение в груди, какое у него возникало при внезапных неприятностях. Он поменял местами письмо и шерри на приставном столике и сделал глоток. Дериг все правильно просчитал. Альмен действительно из принципа никогда не открывал писем, в которых предполагал что-нибудь неприятное. Тем самым он берег свое спокойствие, которое считал необходимым в своей ситуации.

Он никак не мог ожидать от неотесанного Дерига этого трюка с генеральным консульством Марокко. Откуда у него вообще взялась эта почтовая бумага на фирменном бланке?

Альмен отпил еще один глоток шерри и попытался вытеснить мысли о Дериге. Этот человек был самым неприятным его кредитором. Агрессивный, возможно даже способный к насилию. Крупный торговец антиквариатом с Нагорья. У него были целые ангары, полные товара, который он продавал розничным торговцам, зачастую без всякого бухгалтерского учета. Альмен знал его с прежних времен. Не раз обнаруживал в хаотических складских завалах Дерига, среди грубо сколоченной деревенской мебели, запыленной конской упряжи и источенных червями самопрялок красивые коллекционные вещи. В те времена, когда Альмен еще собирал свою коллекцию, он был постоянным покупателем Дерига. Желанным клиентом, поскольку не раз случалось так, что он платил больше, чем Деринг запрашивал. Не из симпатии к тому, а для того, чтобы его нельзя было заподозрить в том, что он гоняется за дармовщинкой. Альмен презирал дармовщинку. Она была ниже его достоинства, и он полагал, что она ниже достоинства всякого человека. Вещи должны стоить столько, сколько заслуживают, все остальное просто подло.

Именно этой позиции он был обязан тем, что Дериг начал записывать ему в кредит. Долгое время держался Альмен на поверхности за счет того, что продавал отдельные предметы из своей коллекции. Когда же коллекция сократилась до самого незаменимого — того, с чем невозможно расстаться — из практических ли соображений или по сентиментальным причинам, — он начал покупать предметы подешевле и перепродавать их с выгодой для себя. Настало и такое время, когда он больше не мог позволить себе презирать «дармовщинку»: в его ситуации уже не приходилось быть разборчивым. К его поставщикам принадлежал и Дериг, и так накопился этот долг. Дважды он напоминал об этом Альмену лично, а когда Альмен перестал у него появляться, присылал пару раз письма, так и не распечатанные. И вот теперь это письмо с угрозой.