Леонид Платов - Архипелаг Исчезающих Островов

И, легонько обняв гостя за талию, притопывая, начинал:

– Гаудэамус игитур[3]…

Гость не подтягивал. Он стоял посреди гостиной, свесив свой молодецкий чуб и поглядывая на нас исподлобья.

– Это племянник ваш? – спросил он, заметив меня и подавая мне руку. – Столько на уроках спрашивает всегда… Любознательный!

– Как я! Точь-в-точь, как я! – заспешил дядюшка, потирая руки, поеживаясь и похохатывая, будто только что выскочил из-под холодного душа.

Он начал расставлять ловушки непонятному человеку еще за чаем, но осторожно, опасаясь, как бы не спугнуть. Когда же гости уселись играть в лото, дядюшка свернул разговор на географию: нюхом чуял, что смешное – то, за чем охотился – связано с географией.

– Вот вы говорите: Вилькицкий, Вилькицкий, – донесся до меня квакающий дядюшкин голос. – А что хорошего-то? Подумаешь: клочок тундры нашел! Или какие-то две скалы в океане… Это не Пири, нет.

– Открытие Вилькицкого считаю еще более важным! – с горячностью отвечал учитель. – Самое значительное пока географическое событие нашего времени.

– Ой ли?

– Да ведь земля!.. И не две скалы, как вы говорите, а архипелаг! По территории, думаю, не меньше, чем, скажем, Бельгия или Ирландия… А принципиальный смысл открытия? – Петр Арианович отодвинул кубики лото. – Нашли землю там, где не рассчитывали ничего найти…

Меня услали за чем-то из комнаты, а когда я вернулся, наш учитель уже стоял, держась за спинку стула и сверху вниз сердито глядя на дядюшку.

– …потому что американцы – вот что! Не нашим чета, – втолковывал ему дядюшка.

– Американцы? – переспросил Петр Арианович и фыркнул. – А чем они встретили своего Пири, знаете?

– Нуте-с?

– Помоями. Ушатом помоев.

– Почему?

– Другой путешественник, Кук, представил доказательства, что побывал на полюсе раньше Пири.

– Пири, конечно, в амбицию?

– Еще бы! Подумайте, в каком оказался положении! Газеты подняли шум…

– Нехорошо.

– Чего хуже! Сплетни, гадость. Как в последнем уездном городишке… Пири обвиняет Кука в том, что тот подкупил своих спутников. Кук обвиняет Пири в многоженстве… А выражения!.. Я в Москве, в Румянцевской библиотеке, читал – там получают американские газеты. “Живые свидетели пакостей Пири!”, “Человек с греховными руками!”, “Похититель денег у детей!”, “Покрыт паршой невыразимого порока”… Фу, мерзость!

– Стало быть, не Кук открыл?

– Кук до полюса не дошел пятисот миль. “Величайшая мистификация двадцатого века” – так писали газеты потом. А вы говорите – американцы!.. Рекорд, сенсация для американца – это все! Славу спешат разменять на деньги…

Петр Арианович быстро прошелся по комнате:

– Рекорд? Согласен. Но не географическое открытие. Даже глубины подо льдом не смог промерить. Троса не хватило. Слышите ли, троса!.. А возьмите плавание Текльтона. Это уже совсем недавно, наши дни. Его протащило во льдах по окраине Восточно-Сибирского моря. Тоже спешил к полюсу, видел только полюс впереди. И потому прошел мимо замечательного открытия, проглядел, прозевал!.. Уж потом другие разобрались и поняли, что… – Он запнулся и замолчал.

Впоследствии Петр Арианович рассказывал мне, что его поразила наступившая в гостиной тишина. Смолкли разговоры за столом и мерный стук кубиков, лото. Шеи гостей по-гусиному были вытянуты в его сторону.

Здесь были самые разнообразные лица – одутловатые и длинные, багровые и бледные, – но все они сохраняли одинаковое выражение напряженного ожидания.

Прикрыв коротенькими пальцами выигранные гривенники, исподлобья смотрел на него училищный священник, отец Фома, в фиолетовой рясе. Рядом помаргивала и трясла шиньоном исправница. Помощник классных наставников, Фим Фимыч, выкликавший номера лото, застыл с кубиком в руке. Рот его, растянутый в улыбке, западал так сильно, что, казалось, все лицо можно сложить пополам. А впереди всех, верхом на стуле, восседал дядюшка.

– Да-да, другие разобрались и поняли, сказали вы? – нетерпеливо повторил он, подавшись всем туловищем к гостю.

Петр Арианович нервным движением поправил очки.

– Нет, ничего, так… – пробормотал он садясь. – Мысли вслух… И, конечно, некстати…

После этого он перестал бывать у нас, несмотря на все ухищрения моего дядюшки.

Он решительно не желал пополнять собой его коллекцию.

А в училище больше всех интересовались учителем я и мой друг Звонков.

Дружба наша началась на уроке арифметики, при довольно странных обстоятельствах.

В ту зиму я долго болел, а когда опять явился в класс, за моей партой сидел новичок – стриженый, черненький, на вид бука, с толстым лицом и забавно вздернутым носом.

Условия предложенной классу задачи выглядели, кажется, так: два путешественника отправились из пункта А в пункт Б, причем, как водится, один позже другого. Требовалось узнать, через сколько времени второй догонит первого, если… И так далее.

Покосившись на соседа, я увидел, что он отложил перо и рассеянно смотрит в угол, шевеля губами. – Ты что? – шепотом спросил я.

– Да вот не пойму, почему второй догонял первого, – также шепотом ответил он. – Может, сыщик был? Или мститель?

Я задумался.

– И что за пункты такие? – продолжал бормотать сосед. – А и Б?.. А и Б?..

– Если А – это Африка, – неуверенно предположил я. – Б – Бразилия… Тогда можно понять. Оба путешественника добывали алмазы в Африке на копях…

– Ага! И первый у второго похитил алмаз? Обстановка уточнялась. Было совершенно очевидно, что составители задачника Шапошников и Вальцев умолчали о многом. Одна красочная подробность выяснялась за другой.

– А тот – в погоню за ним…

– На шхуне через Атлантический океан…

– Да, на шхуне… Настигает его в Бразилии на берегу и…

– Звонков Андрей, – донеслось до нас издалека. – Какой ответ получился у тебя, Звонков?

Мой сосед медленно поднялся и застыл потупясь. Поза его говорила сама за себя.

Глаза математика остановились на мне, он ласково кивнул. Я вздохнул и тоже поднялся…

Нас оставили в наказание без обеда. (Впрочем, судьба, говорят, поступала так не раз и со взрослыми мечтателями.)

Сидя рядышком в пустом классе, мы некоторое время приглядывались друг к другу.

– Слушай, – произнес мой сосед, видимо проникшись ко мне доверием, – тебя лупцуют дома?

– Н-нет, – ответил я нерешительно. – А тебя?