Аркадий Локерман - По медвежьему следу

Борис не очень представлял, в чем это может заключаться, но сострил, объявив театрально:

— Начинаем! Режиссер Степанков, декорация — природная, действующие лица, они же исполнители — все на месте!

— За исключением медведя, — уточнил Андрей, — но его берлога, будем считать, вон там, — он показал на поваленную лиственницу, — в яме, у корневища. А есть ли там зверь, должна нам сказать Рыжуха. Твоя задача подвести ее к берлоге. Я буду прикрывать тебя чуть сзади, а ты ее рукой за ошейник придерживай, а как подойдем, подтолкни вперед, скомандуй: «Ищи!» Она приучена в норы лазить. Если вылезет спокойно — это тебе зеленый свет, а коль зальется лаем или, не дай господь, медведь сам о себе заявит, рванется из берлоги, — ты сразу отскакивай или падай наземь, только не встревай меж мной и зверем! А в крайности — сам стреляй, только прошу покорно, — улыбнулся Андрей, — не в меня и не в собак!

— Постараюсь, как Дубровский, в упор! — Борис открыл кобуру.

Андрей спустил с поводка Чепкана:

— Он будет прикрывать с тыла. Здесь ведь не угадаешь, откуда ждать беды. Бывает, матка из берлоги семейство выведет и где-нибудь поблизости соорудит что-то вроде дачи, понятно?

Борис кивнул.

— Тогда начнем. — Андрей взял карабин на изготовку.

Чем ближе подходили, тем меньше помнил Борис о том, что это лишь репетиция, и пистолет со спущенным предохранителем сжимал крепко.

Ведь не проверяли они, что там в яме! Когда до нее оставалось метров пять, он скомандовал: «Ищи!» — и, подтолкнув Рыжуху, отпустил ошейник.

А она, вместо того чтобы рвануться вперед, повернулась мордой к нему и хвостом завиляла.

Театральным шепотом повторял Борис:

— Ищи, ищи, дура! — Но она только хвостом виляла.

Пришлось Андрею оставить свою позицию. Он взялся за ошейник вместе с Борисом, скомандовал — и полезла она в яму!

При повторе Андрей только стоял рядом, а командовал Борис. Вскоре Рыжуха поняла, что он от нее хочет, и пошла!

Андрей достал из рюкзака пакет с сушеным мясом, отдал Борису.

— Выдай ей в награду кусочек, но только один, — эти пряники еще потребуются.

После награждения еще дважды, уже гладко, выполнила Рыжуха команду Бориса, и он снова выдал награду, на этот раз не только ей, но и Чепкану.

Затем, по указанию режиссера, отрепетировали этюд «Зверь атакует».

Андрей зарычал за медведя и, уже за себя, вскинув карабин, выстрелил, а Борис отскочил так проворно, что налетел на Чепкана и тоже, по своей инициативе, выстрелил в ближнее дерево, и обрадовался, что попал.

— Репетиция окончена, — объявил Андрей.

— Вход на спектакль по пригласительным билетам! — добавил Борис. — Первая картина у берлоги номер восемь! — Достав записную книжку, он прочитал: — «От вершины 272 на С-В 37° — 143 метра. Приметы: шест с „галстуком“ возле лаза и второй у „неба“. Идти по их створу…»

За полчаса добрались они до этой вершины, точнее, вершинки, оповещая о себе всю округу с помощью транзистора. Затем, уже в тишине, огляделись. Отыскав в бинокль оба шеста над ельником, обрадовались, что они уцелели и не придется канителиться, прокладывая путь по компасу.

Спустились в лощину и… как утонули в тесном колючем ельнике. Только когда оглядывался, видел Борис красную каску Андрея. Тот командовал: то правее, то левее, а несколько раз он останавливал Бориса и взбирался ему на плечи, чтобы увидеть створ.

Все гуще становились заросли, и чертовски длинными показались Борису эти 143 метра! Занемели пальцы, сжимающие пистолет и ошейник. Рыжуха то тянула его куда-то в сторону, то, резко остановившись, принюхивалась.

Наконец-то! Шест с «галстуком» (было видно, как колышется на ветру тряпица), а за ним, в основании бугра, у высохшей ели, чернела дыра — раскрытый лаз.

— Пускай! — шепнул Андрей.

Борис скомандовал, отпустил ошейник. Рыжуха пошла, но не так, как на репетиции, а как-то напряженно, прижимаясь к земле, шерсть на загривке дыбом. Только хвост остался виден, а затем и он исчез в черной дыре.

Тревожно зарычал где-то там, за спиной, Чепкан, а Рыжуха молчала. Показалось — вечность, а прошло, наверно, минуты три, как из темноты блеснули глаза, оскаленные зубы и вылезла Рыжуха, часто дыша, высунув язык.

Она отряхнулась и, помахивая хвостом, заняла свое место у левой ноги Бориса, всем своим видом как бы сказав: «Ерунда, ничего там нет интересного».

«Это для тебя, — подумал Борис, — а для меня только начинается!»

Он наградил Рыжуху кусочком мяса и взглянул на Андрея.

Тот кивнул и громко сказал:

— Путь свободен!

Борис медленно, раздвигая ветки, приблизился к черной дыре. Пистолет в правой — она чуть заметно дрожала, фонарик — в левой руке.

Опускаясь на колени, подумал: «Конечно, Рыжуха умная, но и зверь тоже может где-нибудь в ответвлении затаиться… Про это читал…»

Стало, что там скрывать, очень не по себе. Мурашки по спине от страха. И где-то там, как говорят «под коркой», все противилось тому, чтобы в черную дыру лезть…

Он оглянулся. Андрей стоял, широко расставив ноги, карабин на изготовке.

Мелькнуло вдруг в памяти:

И поэтические строки прибавили решимости. Он опустился на колени, рукой с пистолетом послал воздушный поцелуй Андрею и, опершись на локти, всунулся в черную дыру, прогоняя мрак светом фонарика.

Мгновенно убедился — никого, пуста берлога!

Переведя дух, он огляделся внимательно: пещера длиной метра четыре, без ответвлений, на полу ветки и мох, много мха, кровля из жердин, тоже зашпаклеванная мхом, а в стенах — плотный серый песок с черным щебнем.

Сфокусировав свет в узкий пучок, медленно его перемещая и ползя по-пластунски, Борис внимательно осматривал стены, постукивая молотком, надеясь увидеть хоть одну блесточку. Только обломки базальта.

Преодолев брезгливость, он разгребал мох на полу (дышать стало трудно) и убедился: там тот же серый песок со щебнем…

Пятясь, как рак, Борис вылез. Рыжуха ждала его у входа. Несколько минут Борис просидел на земле, жадно дыша, отдыхая. Андрей взял у него фонарик и внимательно оглядел берлогу.

А затем все они поспешили выбраться из ельника. Андрей, ни о чем не спрашивая, достал термос.

Вымыв в ручье лицо и руки, жадно выпив крепчайший чай, Борис ощутил, как проходит тяжелая, должно быть нервным напряжением порожденная, усталость.

Чтобы вовсе ее прогнать, он сказал бодро:

— Что ж, наши шансы растут.

Захотелось музыки, и он включил приемник, но слышно было только про заготовку сена.