Борис Пармузин - Искатель. 1981. Выпуск №5

Донев оставил портфель дома и сразу же отправился в министерство. В конце рабочего дня он вышел из здания в окружении товарищей. Ужинали вместе. Потом он направился домой. Совещание было назначено на следующий день. Утром Донев сделал мелкие покупки в соседнем магазине и поехал в министерство. Там он провел весь день. Обедал в министерской столовой. Вечером пошел в гости к Козареву — доценту-химику. Наверное, они были друзьями. Когда он направлялся к ним, в руках у него был небольшой пакетик, когда же возвращался, то уже был без него. Явно это подарок. Но кому? Пришлось взять под наблюдение и Козаревых. Совещание в министерстве закончило свою работу. На третий день пребывания заместитель министра пригласил Донева к себе после обеда. Первую половину дня Донев не выходил из дому (наверное, занимался хозяйством). После встречи в министерстве он ужинал один и вновь вернулся домой. На следующий же день Донев должен был улетать назад, в Вену, поскольку срок его пребывания заканчивался и у него уже был билет… Донев не ходил в «Молодость», не звонил ни в салон Пепи, ни Бедросяну. Не обращался ив районный Совет. Ни он и никто другой не интересовались Пепи. Пора было решать, что с ним делать…

Бинев и Антонов явились на доклад к Пиротскому в конце рабочего дня. Бинев уже информировал того обо Есем, что было, поэтому оставалось только решить дальнейшую судьбу Донева. Полковник Пиротский сообщил, что заместитель министра в курсе дела, и получил его согласие на задержание Донева. Но это следовало сделать перед вылетом самолета, чтобы дать ему «последнюю возможность»…

— Непонятно, почему он не интересуется тем, что же случилось с Пепи? — сказал Пиротский. — Это убийство, а не игра в лотерею. Вероятно, он все-таки знает. Или… мне приходит в голову мысль, может быть, он не убийца?

— В принципе его поведение подтверждает это, — согласился Антонов. — А; если он так действует намеренно? Или — или, другого у нас нет, товарищ полковник.

— Почему же он тогда не проявляет никакого интереса к судьбе Пепи? Это ненормально, не по-человечески!

— Зато это единственно умное поведение в такой щекотливой ситуации. Кроме того… еще есть время до отлета в Вену.

Но и до самого последнего момента Донев так ничего и не предпринял. Заказанное им такси пришло вовремя, а по дороге к аэропорту он не заезжал в «Молодость». Оставалась единственная возможность — позвонить с аэродрома.

Антонов вновь связался с управлением и приказал сообщить «дежурному кассиру» в салоне, что, если кто-то будет спрашивать Пепи, тому можно сказать: «Сегодня она работает после обеда. Позвоните ей после двух».

Самолет Донева вылетал в 11.45, так что у него уже не оставалось возможности «позвонить ей после двух». С другой стороны, ему было особенно выгодно связаться с ней в самый «последний момент». Значит, если «есть что», то он поднимается в самолет и улетает в Вену… Пора было решать его судьбу.

Но и из зала ожидания Донев не позвонил! Когда подошла его очередь на таможне, у него взяли паспорт, а затем пригласили в комнату к начальнику пункта.

— Но я уже прошел таможенный досмотр.

— И все-таки вы должны пройти со мной, — сказал оперативный сотрудник.

— А самолет? Билет…

— Это предоставьте нам. Мы все сделаем.

— Но на каком основании, товарищи?

До этого момента Консулов находился неподалеку, вместе с Антоновым они наблюдали за Доневым. Сейчас Консулов приблизился к нему и сказал:

— Допускаете ли вы, инженер Донев, что народная милиция станет без достаточно серьезных на то оснований задерживать ваш отъезд?

— Тогда я ничего не понимаю.

— Прибудете к нам и все поймете.

Через пять минут после того как Антонов вошел в кабинет, появился и Консулов.

— Доставлен целым и невредимым. Сейчас сидит в кабинете Босова и горюет.

— Как он держался по дороге в управление?

— Молчал. Только когда увидел стену нашего милого учреждения, спросил: «Куда вы меня привезли?»

— А ты?

— В следственное управление народной милиции. Куда еще? Если бы я ему сказал, что мы его привезли в оперу, он все равно бы не поверил А так звучит более благозвучно по сравнению, скажем, с центральной тюрьмой. Ты готов, старик? Мы тебе нужны?

— Нет, Крум. Предпочитаю вести допрос один. Хотя бы первый раз… Как-то более интимно выглядит. А вы с Хубавеньским идите и слушайте по динамику, что здесь творится.

— Давай, Пенчо, двигай! Нам не место на празднике жизни.

Милиционер ввел Донева и вышел. Антонов пригласил его сесть.

— С кем имею честь беседовать?

Вот так, а не иначе. Его пребывание в Вене явно оставило свои следы.

Донев был широкоплечим крепким мужчиной среднего возраста, со скуластым энергичным лицом и серьезными серыми глазами. Его взгляд, манера держаться никак не говорили о страхе или смущении. Он выглядел не только физически, но и духовно сильным человеком, готовым к борьбе. Да, если он нападет на меня, подумал Антонов, я с ним явно не справлюсь. Хотя пусть дойдет до этого, а там посмотрим…

— Подполковник Павел Антонов, старший следователь управления народной милиции. Вы доставлены сюда для допроса. — Он легко сделал ударение на слове «допрос».

— Я пробыл в Софии три дня. Разве вы не могли провести допрос заранее, не снимая меня с самолета?

Антонов молча посмотрел ему в глаза долгим и пристальным взглядом. Чем сейчас он располагал против этого крепкого болгарина, прошедшего нелегкий путь от своей родной деревни до Вены и ставшего крупным научным работником? Одной лишь неожиданностью — главный свидетель «жив»1 Расчет строился на том, что Донев, если не раскусит «игры», то не будет знать — где ему лгать, а где говорить правду. Мало, очень мало! Антонов чувствовал, что движется по скользкой обледенелой дороге, и каждый неловкий шаг может привести его к потере одного-единственного шанса в этой борьбе.

После того как он предупредил его об ответственности за дачу ложных показаний, Антонов начал задавать самые общие вопросы, расспрашивать Донева о его работе в Вене, семье, биографии — где учился, работал, с кем дружит. Сейчас перед ним не стояла задача «отвлечь внимание» подследственного — на это он и не рассчитывал. Скорее Антонов в самом деле хотел познакомиться с Доневым. Тот отвечал спокойно, не нервничая, не протестуя. Означало ли это, что он готов был признать себя виновным или же, напротив, считал себя вне подозрений? Донев рассказывал подчеркнуто подробно и обстоятельно. Видимо, хотел сказать: «Вот вам, если уж вы интересуетесь столь праздными делами, то слушайте на здоровье». Но он ничего не говорил ни о Пепи, ни о своем посещении института. Неужели Донев выбрал путь утаивания информации и обмана? Если это так, то он, вероятно, все же верил в то, что Пепи мертва. Правда, рано было делать какие-либо выводы…