И Ряпасов - Неведомый город

Пропеллер опять издал свой характерный звук. Аэроплан дрогнул и, повинуясь руке управителя, ринулся в расстилающуюся перед ним бездну.

Доктор наблюдал за безмолвным инженером, в руках которого находилась судьба пяти человек, в том числе двух женщин. Березин спокойно и уверенно вел аэроплан в страшной темноте. Не дрогнув, чуть не каждую секунду он перебрасывал рычаги, то увеличивая, то уменьшая поступательное движение. Когда корабль накренялся в сторону особенно сильно, доктор знал, что это означает крутой поворот, а каждый поворот был новым шагом на пути к свободе.

— Доктор, взгляните в бинокль направо, вниз, — говорил инженер, — что вы видите?

— Вижу как будто огни, — отвечал Руберг, исполнив то, что было ему сказано.

— Это Бломгоуз. Мы вышли из горных стремнин! — радостно сказал Березин, обращая к Федору Григорьевичу свое сияющее лицо.

* * *

— Боже мой!., мы падаем, мы перевернемся! — раздавались женские крики на «Левиафане» два часа спустя после описанных выше событий. Аэроплан сильно накренился влево, падая вниз. Стремление к земле было так сильно, что чувствовалось, как пол уходил из-под ног.

Что же случилось? Усталый инженер передал управление Рубергу, указав ему, как нужно руководить кораблем. Руберг с точностью автомата исполнял свои обязанности в течение получаса. Вдруг аэроплан получил сильный толчок в левый борт, сделав уклон чуть не в 30°. Доктор едва устоял на ногах. Желая выровнять аппарат, он дал струю сгущенного газа под правую плоскость. Бедный доктор! Он нанес слишком сильный удар и тем ухудшил положение: аэроплан перевернуло налево. В таком виде он начал падать в бездну.

Явившийся инженер хотел исправить ошибку, но не мог. Рули его не слушались, с ними что-то случилось. Аэроплан падал.

Инженер решился на героическое средство. Он поставил плоскости в поступательное положение и пустил в ход все три винта.

Корабль, вздрагивая, как горячий конь под седоком, понесся вперед с неописуемой быстротой. Все части его дрожали, стенки, казалось, гнулись под стихийным напором воздуха.

А барометр, хотя медленно, все повышался. Аэроплан падал.

— Готовьтесь к спуску! — скомандовал инженер: — все в кормовую часть. Там толчок будет не так силен.

Луч прожектора прорезал темноту. Березин при этом свете выбирал место для спуска. Под ногами была равнина.

«Счастье не покидает нас», — думал Николай Андреевич, уменьшая быстроту хода.

Раздался страшный треск, толчком инженера отбросило к медным резервуарам.

Аэроплан стоял на земле.

«Должно быть, крыло сломалось», — подумал инженер, оправляясь от удара.

Наступивший после томительной ночи рассвет застал потерпевших крушение путешественников в превосходном состоянии духа. Доктор был в ударе и своими шуточками смешил мисс Кэт и m-elle Софи. Горнов казался веселым, лишь инженер был задумчив. Кругом расстилалась песчаная степь. Вдали виднелись горы.

Левое крыло аэроплана превратилось в груду обломков. Починить его нечего было и думать.

— Нам придется его покинуть, — с грустью объявил инженер, — и пешком добраться до ближайшего селения.

— Значит, по образу апостольскому? — спросил Руберг. — Надеюсь, это не будет далеко. Ведь мы в пустыне Кара-Кум, где-нибудь около Каспия?..

— В том-то и дело, что нет, милый доктор. Вместо запада, во избежание преследования, я летел на восток, предполагая спуститься около Великого Сибирского пути, где-нибудь вблизи Томска или Иркутска. Судьба судила иное…

— Где же мы? — воскликнули все хором.

— В пустынях Восточного Туркестана.

Это известие привело всех в смущение. Молодые девушки не понимали всей величины опасности, но смутно чувствовали что-то угрожающее.

— Мы направимся к горам, — сказал Березин, — и там найдем случай переправиться в Россию.

Сборы в путь были недолги. Мужчины взяли оружие и провизию, женщины самое необходимое из туалета и драгоценности.

— Как же останется это? — говорил доктор, указывая на аэроплан.

— Мы его уничтожим, — ответил инженер, стреляя из револьвера в механическую птицу. Через две минуты чудеснейшее из творений мистера Блома превратилось в прах.

— Мне жаль его, — проговорил инженер, отвертываясь, чтобы скрыть непрошеную слезу.

Ему никто не ответил. Все молча двинулись в путь.

Два дня шли путники по безводной пустыне без всяких приключений. На третий с запада показалось облако пыли.

— Хищные кочевники, — сказал Березин. — Приготовимся к бою.

Но то были не кочевники, а отряд русских солдат, направлявшихся в Яркенд.

Березин и его спутники были спасены.

Спустя два месяца в одном из предместий Петербурга мирно и счастливо проживали две семьи: одна — Николая Андреевича Березина, нашедшего в лице мисс Кэт тот женский идеал, к которому он стремился, другая — Ивана Михайловича Горнова, соединившегося неразрывными узами брака с веселой melle Софи. Доктор Руберг, так тесно связанный с обеими семьями, поселился вблизи друзей и являлся для них всегда желанным гостем.

Что же еще сказать? Читателя, вероятно, интересует вопрос об остальных действующих лицах нашего правдивого рассказа. Как отнесся к похищению внучки мистер Блом? Как живет Гобартон? Продолжает ли существовать неведомый город и грозит ли он из далеких азиатских дебрей нарушить спокойствие всего мира? — Все это такие вопросы, которые в настоящий момент неразрешимы. Но, может быть, когда-нибудь ответы на них читатели и получат.

Впервые об этом человеке я прочитал в середине бо-х годов, в свердловских газетах, в заметках, посвященных открытию первого в городе Клуба Любителей Фантастики. В этих крохотных заметочках среди мероприятий будущего Клуба упоминалось и сообщение «об уральском Жюль Верне — Деля-Роке». Правда, сообщения этого за полтора года функционирования того, первого, КЛФ так и не последовало. Только в 1969 году мне удалось совершенно случайно у одного из московских букинистов приобрести книгу И. Де-Рока «Гроза мира», и я понял, что это и есть сочинение «уральского Жюля Верна». Долго и тщетно я пытался расшифровать этот псевдоним — и Словарь псевдонимов И. Ф. Масанова, и картотека псевдонимов краеведческого отдела библиотеки им. В. Г. Белинского молчали о И. Де-Роке… И, наконец, мне попала на глаза заметка уральского краеведа Л. Хандросса в «Вечернем Свердловске» — «Материалы о “русском Жюль Верне”», из которой я узнал, что подлинная фамилия писателя была Ряпасов.