Луи Буссенар - Приключения в стране львов

Ее громадные челюсти с длинными желтыми зубами громко стучали друг о друга. Морда, эта ужасная карикатура на человечье лицо, была искажена зверской улыбкой. Горилла выла, хрипела и харкала кровью, стекавшей на мох почти непрерывной красной струей.

Обезьяна собрала последние остатки сил, чтобы ринуться на охотников. Быть может, им пришлось бы дорого заплатить за свою победу.

К счастью, в этот момент раздался снова крик похищенной женщины, звавшей на помощь. От своей жертвы горилла была метрах в трех. Между тем женщина, вместо того чтобы спрятаться хорошенько в ветвях, неосторожно выпрямилась на одном из сучьев баобаба.

Обезьяна раздумала прыгать на землю. С криком «кэк-ак» она устремилась на свою пленницу, которая снизу не была видна охотникам.

Андрэ выстрелил еще раз. Пуля попала ниже, чем метил стрелок, не в висок, а в челюсть гориллы. Рана была тяжелая, но не остановила обезьяны. Пленнице грозила неминуемая гибель. Горилла уже наклонилась, чтобы схватить ее…

Грянул третий выстрел. На этот раз смертельный. Пуля пробила горилле сердце навылет.

Обезьяна выпрямилась, постояла, схватилась своими огромными лапами за грудь и упала навзничь на землю с глухим вздохом.

Удачный выстрел был сделан жандармом. Своим спасением женщина была обязана ему.

Осмотрительный англичанин подошел к обезьяне и на всякий случай выстрелил ей в ухо. А Андрэ подозвал двух негров и стал им быстро что-то объяснять, указывая на ветви баобаба.

Лазить по деревьям для негров привычное занятие. В несколько секунд они взобрались на дерево — не по стволу, который слишком толст для этого, а по висячим корням, выпускаемым боковыми ветвями и вертикально спускающимся на землю, куда они и врастают.

Фрикэ полез вместе с неграми, чтобы руководить их действиями. Он сам был так же ловок, как убитая горилла, так что лезть на баобаб ему ничего не стоило. Вдруг он вскрикнул, точно попал в змеиное гнездо, схватился за лиану и быстробыстро спустился вниз, бледный, с искаженным лицом.

— Что с тобой? Что случилось? — спросил встревоженный Андрэ.

— Скажите, я очень похож на сумасшедшего?

— Ровно настолько, что напрашивается вопрос: "Не сошел ли ты с ума?"

— Действительно, мой друг, вы выглядите каким-то чудаком, — подтвердил Барбантон, заряжая свою винтовку.

— Чудаком!.. Только чудаком? Да мне бы нужно кровь пустить, а то у меня голова, пожалуй, лопнет. Впрочем, с вами самими сейчас случится то же самое.

— Почему?

— А потому… Вот смотрите.

Незнакомка тем временем осторожно спустилась с дерева на землю с помощью негров.

Андрэ и Барбантон одновременно обернулись к ней. Первый невольно вскрикнул. А жандарм… Невозможно описать гамму чувств, отразившихся на его энергичном, бравом лице: изумление, тревога, гнев, недоумение. Он стоял как вкопанный, будучи не в силах ни думать, ни говорить, ни даже пошевелиться.

Едва-едва смог он только пролепетать глухим, замогильным голосом:

— Элодия Лера!.. Жена!..

Транспорт парижских охотников. — Открытие сезона охоты. — Край пернатой дичи. — Жилище охотника-космополита. — Разочарование, мистификация, бедствие. — Браконьеры. — Губительная сеть. — Печальное возвращение. — Клин клином. — Увлекательное путешествие по… столовой. — После выпивки. — О том, как горе-охотники затеяли экспедицию по белу свету. — Кто будет начальником экспедиции? — единогласно выбран Андрэ. — Через два месяца назначен отъезд.

Чтобы уяснить происходящее, вернемся немного назад, к 31-му числу августа месяца 1880 года. Это было как раз за четыре месяца до начала нашего рассказа.

В семь часов вечера на станции Монервиль (первая остановка после Эстампа) остановился пассажирский поезд. Из него вышли семеро охотников-парижан в полном охотничьем снаряжении: в сапогах, гетрах, с поясами, ружьями и сумками — все, как полагается. У каждого из этих столичных немвродов было, как водится, по легавой собаке. Милые песики, радуясь свободе после собачьего вагона, в котором они, протестуя, выли два часа подряд, весело лаяли и прыгали. Они понимали, что предстоит охота, потому что их господа вырядились в охотничьи доспехи, которых не надевали уже месяцев семь.

Да. Завтра утром, с восходом солнца, назначено открытие охоты. Люди рады не меньше собак. Рады вдвойне.

Во-первых, потому что завтра 1 сентября — открытие сезона, а во-вторых, потому что произойдет это в Босе, местности, изобилующей куропатками, где хороший стрелок может выказать все свое искусство.

У станции дожидался громадный шарабан, запряженный парой крепких першеронов. Охотники уселись в него вместе с собаками, возница в блузе щелкнул бичом — и солидный экипаж покатился по дороге.

В пути охотники весело беседовали. Темой служило, конечно, предстоящее торжество. Шесть, километров от станции до деревеньки С. проехали совершенно незаметно.

Расспросили, между прочим, и возницу, краснощекого крестьянского парня из местных, и пришли в восторг от его сообщений. Уже лет девять, с самой войны, не было такого изобилия куропаток и зайцев. В прошлую среду парень делал вместе с самим помещиком обход имения и видел более сотни стай, а фермеры и их работники говорили ему, что на самом деле наберется втрое больше.

Допуская даже значительное преувеличение и хвастовство со стороны парня, очень довольные охотники заранее предвкушали успех. Возбуждение их достигло апогея, когда шарабан подъехал к премиленькому домику и остановился у крыльца.

Домик был современной постройки, совершенно простой, без всяких архитектурных претензий, но просторный, вместительный, с прекрасной планировкой и чрезвычайно комфортабельно обставленный.

Сезон охоты можно было провести в нем со всеми удобствами.

Услыхав стук экипажа, с гамака из волокон алоэ, подвешенного под липами, навстречу гостям поднялся молодой человек, лет тридцати с небольшим. Это был владелец охотничьего дома.

— Андрэ!.. Андрэ Бреванн!.. Здравствуйте, Андрэ!.. Здравствуйте, радушный хозяин!

Гости с шумом устремшись к нему, собаки с громким лаем понеслись по клумбам и грядам.

Компания мужская, все свои, — следовательно, церемонии отброшены.

Хозяин радушно и приветливо, но совершенно просто, без всяких светских условностей, пожал протянутые ему руки. Он одет в синюю фланелевую блузу, в полотняные штаны и в высокие сапоги из желтой кожи. Просто, даже чересчур просто, — дескать, чем богаты — тем и рады. Не взыщите, мол, каков уж есть.