Евгений Войскунский - Искатель. 1969. Выпуск №4

Костя Сенаторов не выдержал его. Этот атлет бил кулаками по земле, лицо его было перекошено, и он все повторял с какими-то странными завываниями:

— Уйду-у-у-э… уйду-у-э…

Я схватил его под мышки, попытался поднять, но Костя оттолкнул меня локтем и завыл еще громче. Инструктор покачал головой, нагнулся к нему, и ловко сунул в его раскрытый рот таблетку.

Никогда бы не подумал, что у Кости могут сдать нервы. Жаль. У нас в группе все его любили.

Темнело, когда мы приехали к жилым корпусам.

Мы заняли столик на террасе, что выходила на море. За моей спиной шептал кто-то с экрана визора. Я смотрел на море. На лодки у причала. На пляску разноцветных огней на гигантской мачте ССМП — Службы состояния межпланетного пространства. И на ночное небо. Прежде всего привычно отыскал на черном и ясном небе Арктур и подмигнул ему, как старому знакомому. «Паси, паси своего вола», — подумал я. Эту штуку я придумал в детстве, когда узнал, что Арктур — альфа Волопаса. Вообще я считал эту красивую звезду чем-то вроде своей покровительницы.

— Кончилась собачья жизнь, — сказал кто-то.

— Только начинается, — отозвался Робин, быстро управляясь с едой. — Года два будешь мотаться между Землей и Луной, пока тебя допустят на дальние линии.

«Дальние линии, — подумал я. — Как там у Леона Травинского?

Шепот за моей спиной прекратился. Заговорил сильный энергичный голос, Мы стали смотреть на экран визора и слушать. Конечно, мы сразу узнали зал Совета перспективного планирования. За прозрачными стенами стояли голубые ели. Члены Совета сидели кто в креслах, кто за столиками инфор-глобуса.

Сейчас говорил высокий человек средних лет, в костюме из серого биклона, с небрежно повязанным на шее синим платком. Говорил он слегка картавя, иногда рубя перед собой воздух ладонью, такой располагающий к себе человечище с веселыми и умными глазами. К его нагрудному карману была прицеплена белая коробочка видеофона.

… — И никто не вправе им это запретить, — говорил он на отличном интерлинге, — ибо человек свободен в своем выборе. Эвакуация части колонистов с Венеры встревожила меня не с демографической точки зрения. Планету покинуло, как мы знаем теперь, около четырех тысяч человек. Для Венеры с ее шестидесятитысячным населением это, конечно, заметная убыль.

Что до Земли, то размещение и трудоустройство возвратившихся не представляет никаких затруднений. Здесь нет проблемы. Но мы обязаны думать о более отдаленной перспективе…

— Кто это? — спросил я у Робина.

— Ирвинг Стэффорд, директор Института антропологии и демографии.

«А, так это и есть знаменитый Стэффорд, — подумал я. — Стэф-Меланезийский».

Лет двадцать назад, когда я только учился пищать, этот самый Стэффорд с целым отрядом таких же, как он, студентов-этнографов отправился на острова Меланезии. Они там расположились на долгие годы, состав отряда менялся, но Стэффорд сидел безвылазно. Огромную культурную работу провел он среди отсталых островитян. Члены Совета текущего планирования только головами качали, рассматривая его заявки на обучающие машины, на нестандартную технику. Стэф-Меланезийский — так его прозвали с той поры.

— Разумеется, — продолжал Стэффорд, — я не допускаю мысли, что слухи об изменении психики примаров могут побудить два с половиной миллиона колонистов, живущих за пределами Земли, главным образом на Марсе, прекратить освоение планет. Но психологический эффект так или иначе может сказаться на темпе заселения Системы. Я прошу всех, кто смотрит и слушает нынешнее заседание Совета, подумать об этом. Три с лишним десятилетия демографы отмечают ежегодный устойчивый рост числа добровольцев, покидающих Землю, без этой величины не может обойтись перспективное планирование мирового общественного производства. Еще не установлено точно, что же происходит на Венере, имеем ли мы дело с действительными или мнимыми переменами, но сама мысль о каких-то возможных переменах может отпугнуть… Хотя нет, пожалуй, не то слово… ну, скажем, остудить порыв добровольцев. В исторической перспективе сокращение потока колонистов, направляемого на Марс, на Венеру и спутники больших планет, может вызвать серьезные последствия. Не нам, так нашим потомкам придется сворачивать программу расселения из старых городов, проект зеленой мантии…

— Но будет сохранен человек! — вскричал тощий мужчина, выпучив светло-голубые глаза. Это был Баумгартен. Он казался моложе, чем тогда в скафандре.

— Надо как следует разобраться, — спокойно сказал Стэффорд. — Вполне с тобой согласен, Клаус, что отказ в помощи человеку, терпящему бедствие, — случай чрезвычайный. Но разреши задать тебе несколько вопросов. Не могло ли случиться так, что Тудор просто не услышал Холидэя?

Я поднялся. Было невмоготу сидеть. Напряженно ждал ответа Баумгартена.

— Я вынужден повторить еще раз, — сказал тот, подчеркнув последние слова. — Перед тем как покинуть Венеру, мы тщательно исследовали обстоятельства происшествия…

— Да, Клаус, ты говорил об этом. Меня интересует…

— Говорил и снова скажу. Представители Совета поселка Дубова и я, как врач, провели расследование. Рация у Тудора была включена. Он подробно перечислил все радиоразговоры, которые вел в тот злосчастный день, но утверждал, что не слышал голоса Холидэя. В это поверить невозможно.

— Надвигался очень сильный теплон, — продолжал спрашивать Стэффорд. — Не нарушил ли он радиосвязь?

— В тот момент связь была. Это установлено точно. Спустя двадцать минут после того, как Тудор проехал мимо, призыв Холидэя услышал пролетавший летчик. Он тут же приземлился и взял Холидэя на борт.

— Кстати, Клаус: кем был летчик — примаром или нет?

— Он родился на Земле и, значит, не был примаром. Правда, живет на Венере уже двадцать один земной год. Родители привезли его туда в трехлетнем возрасте.

— Существенное добавление. Итак, летчик, примар на девяносто пять процентов, услышал Холидэя и взял его на борт, а стопроцентный примар Тудор услышал, но проехал мимо. Так ты считаешь, Клаус?

— Я в этом убежден!

— А я нет. Согласиться с твоей версией означало бы признать беспримерное нравственное падение примаров. К счастью, ничего подобного на Венере не произошло.

— Дорогой мой Стэф, — закричал Баумгертен, — отринь от себя благодушие! Я прожил на Венере почти два земных года и знаю обстановку лучше, чем ты. Я не обвиняю примаров в нравственном падении, но я предостерегаю! Да, да, предостерегаю! Нравственное падение начинается с мелочей. Вначале человек не отвечает на заданный ему вопрос, потом избегает нормального общения и, наконец, не откликается на призыв о помощи. Именно это происходит с примарами! Теперь я спрашиваю: можем ли мы спокойно сидеть и благодушествовать, утешая себя тем, что проявились еще не все признаки нравственного падения?