Леонид Млечин - Мир приключений 1985. Сборник фантастических и приключенческих повестей и рассказов

Пассажир согласно кивнул.

— В этом году в «золотом треугольнике» соберут колоссальный урожай. Товар уже готов. Причем хорошего качества — «999», «Два дракона», «Олень и петух».

— Японцы предпочитают слабые наркотики, амфетамины. Адская смесь, вроде кхай, который делают из морфия, дросса — субстрата опиума и аспирина, здесь не пойдет.

— Это верно, — согласился Ватанабэ, — кхай убивает человека за год, но хорошо идет в Юго-Восточной Азии.

Больше они ни о чем не говорили до самого аэропорта Ханэда, который обслуживает теперь только внутренние линии и полеты на Тайвань.

— Вот его дом, Имаи-сан! Где машина стоит. Наверное, уезжать собрался. Хорошо, что мы поспели.

Маленький коренастый человек в просторной куртке, с грязными от масла руками, встретил их не очень приветливо.

— Да я же все рассказал!

Однако согласился повторить то, что видел в тот вечер на дороге. Имаи включил магнитофон.

— Я ездил в город, чертовски устал и хотел одного — поскорее добраться домой. Дорога у нас тут пустынная, как вы сами заметили, живем просторно, не то что на Хондо или Кюсю. Водитель я опытный, машина у меня как новенькая. За пятнадцать лет ни разу машину не бил. Если и превышаю скорость, то…

— Мы не из дорожной полиции, — сказал Имаи.

— Ага, ну ладно. В общем, у моста какой-то идиот буквально из-под самых колес отпрыгнул. Я этот поворот хорошо знаю, заранее посигналил. И надо ж — чуть не сбил его! Еле из-под колес ушел, да еще ухмылялся. Хотел я остановиться, да что с такими разговаривать! А зачем он вам нужен?

— Он нам не нужен, — ответил Имаи, — спасибо за рассказ.

Они вышли на улицу.

— Значит, больше никто его не видел?

Молодой полицейский отрицательно покачал головой.

— Он тоже обратил внимание на улыбающееся лицо. На самоубийцу как-то не похоже.

— Словно играл со смертью, — заметил полицейский.

Имаи шел ровным, размашистым шагом, засунув руки в карманы пиджака. Сегодня на нем был серый в красную клетку костюм и голубая рубашка с серо-красным галстуком. Брюки тщательно отутюжены, узел галстука безукоризненный.

Дорожка кончилась тупиком. Они оказались перед великолепно ухоженным садиком. Какой-то человек в кимоно возился в саду.

— Вы ко мне? Заходите.

Имаи вежливо покачал головой:

— Нет, нет, мы просто залюбовались вашим садом. У вас прекрасные цветы, вы, верно, отдаете им все время?

Человек подошел поближе. На вид ему было за шестьдесят. Тонкие черты лица, хорошая осанка, но общее впечатление немного портили вульгарные, как показалось Имаи, усы.

— Позвольте представиться, — человек поклонился, — Ямакава.

Он жестом предложил войти.

— К сожалению, мой сад далек от совершенства. На самом деле я уделяю ему мало времени — только один раз в неделю, в воскресенье, я могу вволю повозиться с цветами. Я всегда любил цветы, но к старости они стали моим спасением от одиночества.

Имаи с восхищением осматривал крошечный садик. Цветы были посажены в какой-то загадочной последовательности, сочетания их были пленительны, на миг Имаи показалось, что он улавливает принцип этой сложной композиции, но тут же пришлось признаться, что не так-то просто ее разгадать.

Ямакава пристально наблюдал за Имаи.

— Вы, я вижу, тоже поклонник прекрасного?

— Но мне, к сожалению, больше приходится иметь дело с безобразным, ответил Имаи.

Ямакава раздвинул сёдзи — решетчатую раму, оклеенную почти прозрачной бумагой.

— Зайдите.

Имаи и молодой полицейский сняли туфли и, оставшись в одних носках, поднялись по ступенькам.

В небольшой просто обставленной комнате стояло в вазах несколько искусно подобранных букетов. Имаи сразу понял, что перед ним мастер икебана.

— Как видите, сад мне нужен как источник материала для моих композиций. В юности я увлекался стилем нагэирэ. Теперь, вероятно, отошел от всех канонов.

Имаи загляделся на цветы. Ближе к окну стояла высокая ваза из тонкого хрусталя, сделанная в форме устремленного вверх бутона. В ней всего три белые камелии с желтой сердцевиной, узкие сочно-зеленые листья. Главное в стиле нагэирэ — расставить цветы так, будто они не сорваны, а еще продолжают расти. Ни один элемент композиции не должен заслонять другой. Лишние стебли удалены. Предельная лаконичность и выразительность.

— Самое сложное в букете — световой эффект. С какой стороны направить свет? Под каким углом? В искусстве аранжировки цветов свет не менее важен, чем сами цветы. Подбирая букет, я все время думаю, при каком освещении лучше всего на него смотреть.

Имаи словно забыл о цели поездки в деревню. Он был весь под впечатлением того, что говорил и показывал Ямакава.

На маленьком столике Ямакава расположил в деревянной продолговатой вазе со множеством отверстий несколько веточек сосны и цветки сакура.

— Сосна и сакура, как вы знаете, традиционный материал, их используют с тех пор, как появилась икебана. Но видите, они не приедаются, рассказывал Ямакава. — Простота, скромность и скрытая прелесть. Излишество сразу же сделает композицию бесформенной. Мы, японцы, обладаем способностью видеть красоту в простом, а не в пышном. Не так ли?

Имаи согласно кивал. Он был благодарен Ямакава за несколько минут прикосновения к миру прекрасного.

— Вы не брали уроков икебана? — поинтересовался Ямакава.

— Нет, мои родители были далеки от искусства. Отец всю жизнь занимался медициной, ничто другое его не интересовало, и желал, чтобы дети тоже стали врачами. Но я вот не захотел, а старший брат, хотя и закончил медицинский институт, любит поэзию и сам пишет стихи, — разоткровенничался Имаи.

— Врачи понимают искусство лучше других людей, — сказал Ямакава, потому что искусство — это психология, а психология близка врачам, которые хорошо чувствуют, что происходит внутри человека.

— Наверное, вы правы, — согласился Имаи.

Ямакава чему-то улыбнулся.

— Посмотрите, сколько в цветах скрытой силы, движения, экспрессии.

Он показал Имаи букет, состоявший всего лишь из одной ветки вишни и цветка камелии, на этот раз красной.

— Представьте себе, что грубая ветка вишни — мужчина, а тоненькая веточка камелии — женщина, и они то сплетаются, то отталкиваются, то прислушиваются друг к другу, то демонстрируют презрение. Драма в цветах, не так ли?

Уходя, Имаи заметил:

— Вам кто-нибудь помогает по дому? Для ваших лет вы слишком много трудитесь.

Ямакава распахнул калитку.

— Видите ли, я считаю, что старость наступает тогда, когда человек начинает беречь себя, приговаривая: «Мне уже много лет, надо поменьше работать». И так в двадцатом столетии люди почти совсем перестали трудиться физически, нарушили извечный баланс: труд — отдых. Если не поработал хорошо, то и отдых бесполезен. В организме, которому не хватает нагрузки, возрастает энтропия — невосстановимое рассеивание энергии. Так вот работа в саду — это борьба с энтропией.