Чекисты рассказывают. Книга 3-я - Шмелев Олег

В кабинете зашуршали самокрутками. Вверх потянулся дым крепчайшего самосада.

— Продолжим...

— Заявление товарища Круминя, — начал читать Каширин, но его перебил Исаев:

— Подожди, Миша. Пусть Карл Янович сам расскажет... Выкладывай свою заботу, товарищ Круминь.

Резко отодвинув стул, Круминь встал. Чувствовалось, что он долго готовился к этой минуте, но сильно волновался и говорил с паузами.

— Считаю, у меня нет никакого морального права быть начальником следствия... Я беспартийный... Раньше примыкал к анархистам, но всегда был революционер... Теперь такой пост в Чека должен занимать большевик... Так считаю...

Евстафьев жестом остановил его:

— Да нам все это известно, Карл Янович. Мы помним ваше появление у большевиков по выходе из владимирской тюрьмы. — Он глянул в сторону членов коллегии: — Круминь немало посидел в тюрьме за свою борьбу с царизмом. И хотя в партии он не состоит, я верю — он коммунист. Ручаюсь за него. Предлагаю оставить Круминя в прежней должности...

Исаев одобрительно кивнул головой:

— Присоединяюсь к предложению Алексея Ивановича. А заявление Круминя примем к сведению. Оно лишь подтверждает его принципиальность и честность перед партией. Кто за предложение Евстафьева? Против? Нет. Тебе, Карл Янович, пора и организационно связывать себя с большевиками. Хватит вспоминать об анархистах.

Круминь согласно кивнул головой. А Исаев продолжал:

— Ну вот, теперь надо покончить с одной историей, и перейдем к оперативным вопросам. На днях нам подбросили анонимку. Содержание ее вам знакомо.

Последние слова председателя были встречены настороженной тишиной. Одни опустили головы, другие отвернулись, тем самым как бы отмежевываясь от участия в этом неприглядном деле.

Исаев поднял лист бумаги:

— Вот эта писулька. Здесь обвиняется в предательстве товарищ Рагозин. Мое мнение — это гнусная клевета. Николай Николаевич порвал со своим классом еще до революции, а теперь беспощадно расправляется с врагами Советской власти. Думаю, на этом и покончим с разбирательством...

— А у меня есть к Рагозину три вопроса, — отозвался один из членов коллегии. — Первый: с кем из родственников встречаешься?

Рагозин, сохраняя спокойствие, подошел к столу.

— Встречаюсь с матерью. Правда, видимся редко. Чаще говорим с ней по телефону. Поэтому и просил оставить в ее доме аппарат...

— Да, было именно так, — подтвердил эти слова Евстафьев.

— Вопрос второй, — продолжал член коллегии. — Что делает твой брат и где встречаешься с ним?

— Я же сказал, что, кроме матери, ни с кем не вижусь, — вспылил Николай. Потом взял себя в руки: — Я предупредил брата, давно, когда видел его в последний раз: если в чем будет замешан — пусть не ждет пощады.

Рагозину не успели задать третий вопрос. Круминь, стукнув кулаком по столу, прервал этот разговор:

— Мне претит это разбирательство! Что касается жизни Рагозина — я отвечу на все вопросы. Контрреволюция стремится очернить нашего товарища, выбить оружие, которым он разит врагов так метко...

На этом выступление Карла Яновича и оборвалось. Со всех сторон послышались возгласы, заглушившие его слова:

— Правильно!

— Рагозину верим!

— Спокойней, спокойней! — забарабанил какой-то железкой председатель. Глаза Исаева подобрели: он был доволен реакцией сотрудников. Исаев коснулся плеча Рагозина и как ни в чем не бывало сказал:

— Садись-ка, Николай. Сейчас займемся «офицерским батальоном»...

Телефонный звонок звучал настойчиво и резко. Исаев взял трубку: «Да, слушаю...»

Спустя минуту он положил трубку на рычаг и обратился к членам коллегии:

— Возникли новые обстоятельства — мне нужно ненадолго отлучиться. Перекурите пока.

И, подтянув ремень, он вышел...

Ночная смена выдалась спокойной. Телефонистки, приспустив наушники, переговаривались. Уже не раз были перебраны «четки» городских новостей. Наряды и кинематограф, дружок, который расстроил вчерашнее свидание, — мало ли какие темы всплывали в болтовне.

Настойчивый сигнал вызова привлек внимание одной из телефонисток.

— Да, соединяю...

Чаще других в такое время выходили на связь номера, принадлежавшие губернской ЧК. Анна, соединив абонента с требуемым номером, замешкалась, и так уж получилось, что подслушала...

То, что услышала, было ошеломляюще. Анна старалась не выдать подругам своего интереса. По ее безучастному лицу не догадаешься, что услышанная новость завладеет спустя несколько часов всеми ее мыслями, что новость эта будет требовать от Анны решительного действия.

Разговор окончился. Анна разъединила собеседников и вдруг почувствовала, что пропала сонливость.

Принимать решения в острый момент Анна научилась рано. Тогда, когда осталась в семье за старшую, проводив отца на войну и выхаживая больную мать. Малышей — четверых братишек и сестренок — нужно было и накормить, и хоть малость одеть. Анна знала, что такое беда...

Отец погиб, так и не дожив до революции. Мать, хоть и была слаба, встала на ноги. Зажилось легче. А потом Анна переехала во Владимир, поступила на телефонную станцию. Работая здесь, имела возможность даже помогать семье.

То, что она услышала из разговора, было враждебно власти, рожденной революцией. Понимала ли это молодая телефонистка? Да. Теперь она знала: в городе есть заговорщики. Они против Советов, против большевиков. А большевиком был и ее муж.

Рослого, широкоплечего солдата Анна встретила здесь, в городе. Они полюбили друг друга и, хотя солдат наотрез отказался венчаться в церкви, стали мужем и женой.

Василий, как всегда после ночной смены, встретил Анну у подъезда телефонной станции.

— Ты что-то неспокойная? — почти утвердительно спросил Василий.

— Устала...

Он взял ее под руку. Женщина доверчиво прижалась к мужу.

— Слушай, да что с тобой?.. — остановился Василий. Такой растерянной он ее еще не видел.

— Пойдем, пойдем домой, — словно очнувшись, заторопилась Анна. — Я расскажу, только быстрей...

Дома, выслушав рассказ жены, Василий тоже заволновался.

— Вот что, — сказал он наконец, — надо непременно сообщить в Чека.

— Но ты понимаешь! — У Анны перехватило дыхание. — Я же главное не успела сказать: один из них говорил с телефона Чека!

— Так-так-так! — изумился Василий.

— И я знаю, чей это номер, ведь не первый день работаю.

Василий задумался. Но вдруг его осенило:

— Слушай, мы пойдем в Чека и скажем только самому главному начальнику. Я знаю... на конференции голосовал за него.

На том и порешили.

— Вы хотели видеть начальника, — сказал Леонид Григорьевич, — Я председатель губчека...

— Солдат первого добровольческого Владимирского полка Василий Виноградов, — одним духом выпалил Василий, резко отстранив руку женщины. — А это моя гражданская жена, Анна Ивановна Яковлева. Она телефонистка. Имеет срочность доложить важные сведения о контриках.

— Тогда, — мягко остановил Исаев солдата, — пойдемте-ка в другую комнату, там и потолкуем.

Усевшись на широкой скамейке рядом с солдатом, молодая женщина торопливо и несколько вразброд стала рассказывать... О том, как под утро на городской телефонной станции подслушала она разговор двух мужчин. Из всего ими сказанного лишь поняла, что в скором времени белогвардейские офицеры собираются поднять во Владимире мятеж... Конечно, она все хорошо запомнила. И называвшиеся фамилии, и место, где хранится оружие, и номера телефонов. Нет, Анна Ивановна ничего не спутала. Один из абонентов говорил из ЧК.