Пол Кристофер - Ересь ацтеков

Он подкатил на своем багги ко второму технику, тот забрался к нему на заднее сиденье, не говоря ни слова, схватил гранатомет, зарядил его, устроился поудобнее и направил толстое дуло на дверной проем.

Тут только Эли обратил внимание на частую стрельбу, а когда они свернули к главным воротам, увидел приземистого мужчину с солидным животом.

В руке толстяк держал пистолет, круглое лицо Чарли Брауна[87] искажала гримаса недоумения и ярости. Поражали воображение дурацкие усы, вышедшие из моды лет пятьдесят назад. В следующее мгновение, словно по мановению волшебной палочки, как в идиотском мультике, лицо втянулось в себя и исчезло в невероятном взрыве — во все стороны полетели мозги, кровь и ткани, как будто шея наркобарона превратилась в действующий вулкан.

Несколько секунд обезглавленный труп стоял, потом рухнул на землю, как марионетка, у которой перерезали веревочки. Между тем пассажир Эли прицелился из гранатомета поверх голов Круса и Гарсы и выстрелил. Раздался оглушительный треск, граната пролетела над передним багги и ударила в главные ворота.

Послышался пронзительный крик, и краем глаза Эли уловил, как его пассажира сорвала с заднего сиденья и отбросила на землю пуля, которая мгновенно его прикончила. Он даже не успел пожалеть союзника или хотя бы испугаться. Прямо перед ним вспыхнули ворота — это взорвалась граната, — и его багги вылетел из лагеря и помчался по узкой дороге в джунгли, где их тут же поглотил мрак. Сражение закончилось. Началось преследование.

Финн направила луч фонарика в проход. Влажная дверь потрескалась — очевидно, сюда регулярно проникала вода. Дальше начинался другой тоннель, новая часть лабиринта с низким овальным потолком. Если они его выберут, им придется идти, наклонив голову.

— Пришло время снова сыграть в «Риск»?[88] — спросил Билли, подходя к ней. Присоединившись к экипажу «Эспаньолы», он стал преданным поклонником Алекса Требека и этого шоу. — Я за то, чтобы идти по главному тоннелю.

— Все дело в том, что тебе не хочется нагибаться, — сказала Финн.

— Нет, — возразил Билли. — В главном тоннеле сыро, а мне казалось, что мы ищем воду.

— Серьезный довод.

— Благодарю.

Финн посветила фонариком в низкий проход и двинулась вслед за лучом, Билли старался не отставать. Он оставил вторую светящуюся палочку у входа в тоннель, чтобы показать, где они свернули. И почти сразу пожалел о выборе Финн; липкие стены с трещинами находились в нескольких дюймах от его плеч, и стоило сделать неверное движение, как его руки задевали о них. Каждое прикосновение вызывало у него приступ клаустрофобии — проход оказался невероятно узким. Билли постарался сосредоточиться на мечущемся луче фонарика Финн и стиснул зубы, чтобы не дать паническому крику вырваться наружу. Замкнутые пространства всегда вызывали у него страх.

По мере того как они продвигались все дальше, ручейки на земле набирали силу — вода просачивалась сквозь невидимые отверстия в стенах и потолке из известняка. Через двадцать минут они уже брели по колено в воде. Билли засунул еще одну светящуюся палочку в широкую трещину в стене.

— А что мы будем делать, если воды станет еще больше?

— Поплывем, — ответила Финн, с улыбкой повернувшись к нему, но Билли почувствовал, что она встревожена.

Они с трудом пробирались вперед, и Билли все больше страдал от клаустрофобии.

— Вспомни таблицу умножения, чтобы отвлечься, — посоветовала Финн.

— Я же говорил, что никогда не любил математику.

— Тогда склоняй латинские глаголы.

— Amo, amas, amat, amamus, amatus, amant.

— Что это значит?

— Любить.

— Попробуй что-нибудь еще.

— Ad praesens ova cras pullis sunt meliora.

— О небеса, а это что такое?

— Лучше яйца сегодня, чем цыплята завтра.

— Лучше синица в руке, чем журавль в небе?

— Вроде того.

— Тихо!

— Silentium.

— Нет, я серьезно.

— Profecto.

— Заткнись и слушай!

Билли наконец понял, замер на месте и прислушался.

— Что?

— Эхо, — сказал а Финн, и в ее голосе появилось волнение.

— И что это значит?

— Где-то впереди трещина расширяется. Там пещера. Подземное озеро. Возможно, именно в нем собирается вода.

— Тогда пошли туда, — предложил Билли.

Они двинулись вперед. Через несколько футов трещина сузилась еще больше, напор холодной воды сзади стал заметнее, и Билли пришлось ухватиться за скользкую известняковую стену, чтобы противостоять усиливающемуся давлению водяного потока. Чем дальше они шли вперед, тем больше их охватывало ощущение, будто стены перед ними смыкаются. Сначала Билли решил, что это плод его пылкого воображения, вызвавшего из памяти фантазии в стиле Индианы Джонса, но он потом понял, что кошмар вполне реален.

Стены действительно смыкались. Через несколько минут они уже не могли идти прямо, приходилось протискиваться боком, причем стена находилась всего в нескольких дюймах от кончика носа. По мере того как проход становился все уже, вода, естественно, прибывала и теперь доходила им до подмышек. Билли понимал, что скоро его силы иссякнут. Его зубы начали выбивать дробь.

— Ты в порядке? — спросила Финн, поворачиваясь к нему, и луч ее фонарика ярко сверкнул в темноте.

— Не останавливайся, — прохрипел Билли, делая шаг вперед.

Через секунду свет исчез, и Билли вскрикнул от ужаса: ему показалось, что Финн не заметила ямы и провалилась в нее. Однако свет почти сразу появился снова, а шум воды многократно усилился. Билли сделал неуверенный шаг вперед и вдруг понял, что он выбрался из трещины и оказался в огромной открытой пещере, а вода с ревом, точно из разбитой трубы, проносится мимо. Финн повела лучом фонарика вокруг себя.

— Куда мы попали?

— В рай, наверное, — ответила Финн с благоговением.

Пещера была не больше, чем приличный трехэтажный дом на одну семью, много лет назад лишившийся крыши. Прямо у них над головой раскинулось темное ночное небо, и Млечный Путь сиял струящимся водопадом звезд. Десятью футами ниже карниза, на котором они стояли, находилось подземное озеро, и шум воды, падающей вниз из трещины, напоминал рев небольшого водопада. Прямо перед ними, подобно таинственным, черным как смоль плитам из «2001»[89], вздымалась массивная пластина из естественного обсидиана, вулканического стекла, распространенного на Юкатане. Его высоко ценили майя и ацтеки за пугающую способность сохранять острую режущую кромку. Обсидиановая плита достигала по меньшей мере двадцати футов в поперечнике и имела почти идеальную круглую форму, представляя собой выступ на широком известняковом пьедестале в центре озера. Даже с того места, где стояла, Финн видела изящную гравировку на гладко отполированной поверхности вулканического стекла, отражающей звезды небесного свода.